("Звуки Му")
Ежедневные пьянки — непременный атрибут неформального и нонконформистского образа жизни. Пьющие карьеристы и конформисты склонны лицемерно осуждать употребление алкоголя. Поэтому неофициальная культура, для которой нет запретных зон, усиленно эстетизирует и реабилитирует пьяный советский образ жизни. Алкоголь — решение всех проблем, алкоголь — средство унять боль и страх, средство быть собой.
("ДК")
Пьяное настоящее есть единственная альтернатива ужасному прошлому, кошмарному, беспросветному будущему. Нечего вспомнить — одни разочарования, утраты и боль. Не на что надеяться.
("ДК")
В творчестве Сергея Жарикова и его группы "ДК" алкоголь — знак поражения человека в его попытках прорвать сжимающее кольцо безжалостной и бессмысленной жизни.
Герой Петра Мамонова из "Звуков Му" объясняется в любви к бутылке водки, обвивая руками ее талию и нежное, хрупкое и тонкое горло. Но прошла ночь любви, и опустошенную бутылку придется сдать во имя новой любви — новой бутылки водки. В советской контр-культуре возник новый символ — единое переплетение любви и алкоголя вместо традиционного противопоставления любви и смерти.
("Звуки Му")
Демонстрация своего отвратительно пьяного состояния, афиширование своего пристрастия к общественно-осуждаемому алкоголю позволяет панку быть свободным и независимым в узкой области запретного и ненормального. Здесь акцент не на свободе и независимости (панк в реальности очень несвободен и во многом зависим), а на том, чтобы действительно быть таким, каким кажешься, в отличие от конформистского призыва "быть, а не казаться".
Выполняя план общества по искоренению всякой гнили, панк отравляет, разрушает, уничтожает себя алкоголем, вполне соглашаясь с обществом как в оценке алкоголизма, так и в оценке себя самого. Он не строит иллюзий насчет своих достоинств двоечника, дебила, хама, паяца, грубияна и развратника.
Критикуя современную молодежь, старшие поколения — "отцы" и особенно ''деды" — ясно видят антиобщественную сущность панков и уже не сокрушаются об утраченном поколении, но возмущаются и протестуют. Иногда этот протест смешон — например, панка обвиняют в антипатриотизме (что справедливо, ведь панк не питает приязни к Советскому Отечеству) на основании того, что на его одежде — надписи из "иностранных букв", как выразился по ТВ один генерал. На самом же деле, "деды", склонные считать свое незнание иностранных языков патриотизмом, смертельно боятся услышать от молодежи ясное и бескомпромиссное объяснение своей позиции.
Деятели комсомола, вожди и карьеристы, желая угодить "новому мышлению", вынуждены поддерживать "поиск молодых". Мол, панки, как и прочие неформалы, по своей "внутренней" сущности нормальные и хорошие советские ребята, и, несмотря на их мерзкую наружность, отрекаться от них нельзя. Вспомните себя в 16, 20, 28 лет, разве вы не были такими же? То есть, разве вы не пили одеколон и не нюхали бензин, не участвовали в сексуальных оргиях с 14 лет, не дрались велосипедными цепями, не носили кожаные майки с молниями, шипами и булавками, не красили веки и губы в черный и синий цвета, не мазали голову автолом, не спекулировали, чем попало, не раздевались донага на рок-концертах, не матерились по пути в отделение милиции и не мочились в уличные урны по пути оттуда?
НЕТ!!! — восклицают "деды" — полковники и партработники, писатели и врачи, педагоги и космонавты. Мы были другими! Ну вспомните, вспомните, — увещевают их лохматые журналисты и бодрые комсомольские функционеры. Разве не гоняли вы голубей и не тыкали друг в друга напильниками, разве не пели блатных песен? А какие сейчас вы? Хорошие и советские. Так и эти ребята будут хорошими и советскими, когда подрастут. Надо только терпимее, с юмором, со скидкой на возраст и с прибавкой на прогресс относиться к двум серьгам в одном ухе, пятиконечной звезде на щеке, знакам на груди, кирзовым сапогам с надписью "fuck out!", к папиросе, прилипшей к нижней губе, с осоловелому взгляду всегда пьяных и наглых глаз, не обещающих и не ждущих ничего хорошего. Это возрастное, это пройдет, — настаивает апологет нового стиля.