- Может и так,- задумчиво сказал Гектор,- Только в те времена людей не делили на касты. Каждый был человеком! У всех были равные шансы. Это вы...
- Причем тут мы? - улыбнулся я ему, как несмышленышу и, сам не зная почему, заговорил академическим тоном,- Это же биология! Боги и эволюция так распорядились, что у смертных воля и интеллект связаны с гематоэнцефалическим барьером. Мы следующая ступень в пищевой цепи, это глупо отрицать. Этому учат на первой ступени, и тебя ведь, наверное, учили... Справедливость в том, что меньшинство может стать такими, как мы, а большинство - нет, никогда! Поэтому из большинства получаются иммуны-производители, годные лишь на корм, а из меньшинства чиновники, поэты и ученые, которых Республика за их заслуги может возвести в полное гражданское достоинство и подарить вечную жизнь! Вот пока вы морочили голову сами себе своим «равенством» - вы и воевали друг с другом, и едва не прикончили собственную цивилизацию! Но мы все это, хвала Ноктис, прекратили. Мы спасли вас от самоуничтожения! Вы должны быть нам благодарны. Мы взяли власть в свои руки и построили для вас по-настоящему справедливое общество, где совершенные опекают несовершенных... А двести лет мы даже разрешили вам выбирать себе начальников по индексному цензу. Но без всяких ваших химер и «равных шансов» для всех смертных, которых не было никогда! Лучших среди лучших! А ты...
- Что я?
- Ты ведь явно умен! И воли - раз ты все это проделал со мной - у тебя, наверное, не меньше, чем у Муция Сцеволы. Я даже...
Я запнулся, впервые поняв, что не могу закончить мысль.
Гектор подобрал с земли какую-то щепку, раскрыл нож и принялся было задумчиво ее строгать. Внезапно ему это надоело, и он швырнул щепку в огонь. Пламя с треском сожрало ее, выстрелив снопом искр в грязно-серое небо. Гектор повернулся ко мне со странной усмешкой:
- Умен, говоришь? Еще бы! Я был лучшим в своем классе. Моя когнитивная карта с пяти лет в Цензорском Матрикуле. Идеальные результаты тестов, «бесценный интеллектуальный материал»...
- С пяти лет...- прошептал я, глядя на него расширенными глазами,- С пяти лет?! И... каков твой индекс?
- Сто пятьдесят пять пунктов по синей шкале, крысеныш!
- Сколько?! Но тогда я... Я не понимаю тебя! Фортуна подарила тебе все! Ты родился не тупоголовым иммуном. Да еще и на голову выше большинства смертных. Ты мог бы легко получить стипендиум от одного из Домов, поступить к ним на службу и сделать карьеру. Стать клиентом. Я готов спорить на что угодно, что твой хозяин даже добился бы у эдилов право тебя обратить без стерилизации! Через двадцать-тридцать лет ты был бы одним из нас! Вечноживущим квиритом. Пусть плебеем по происхождению, но при твоих способностях... Ты мог бы занять любую Магистратуру, кроме высшей выборной. А еще через два века твои внуки, наверное, заседали бы в Сенате! И все это при твоей жизни. Но ты выбрал это... Это...
- Я выбрал свободу,- сказал Гектор, не мигая и не отводя от меня глаз.
- Жизнь изгоя и разбойника?! Это свобода, по-твоему? Ты повиснешь на кресте, как какой-нибудь...
- Не повисну! - оборвал меня Гектор,- Я скорее сам себе перережу вены... И, кроме того, в этом больше свободы, чем в том, о чем ты сказал, крысеныш. Стипендиум и служба? Тридцать лет рабства! Тридцать лет называть вас «господами» и кланяться, как деревянный болванчик?! Не сметь поднять на вас глаза? После того, что вы сделали с моими родителями? Со мной? Вообще со всеми нами? Думаешь, у меня совсем нет чести, раз я смертный?! - он выбросил руку и снова взял меня за ошейник, но, помедлив, брезгливо отпустил, отвернулся,- Если тебе интересно, у меня был патрон.
- Был? Так рано?
- Да был. Я же сказал тебе про Матрикул. Опцион на него купил один из Домов еще в начальной школе. Когда мать с отцом загрызли, я пошел к ним за правосудием и помощью. Я никогда не видел тех, кто владел правами на мое обучение. На самом деле фондовые управляющие покупают такие опционы сотнями, часто просто для спекуляции. Да и кто я такой? - пожал он плечами,- Пусть и с отличными тестами, однако всего-навсего смертный, к тому же беспризорный сирота... Я боялся, что меня прогонят, но куда еще я мог пойти, а?