Конечно, мои предки из тьмы своих тысячелетий посмотрели бы на меня, на моего отца и даже деда-киника с досадливой усмешкой. Они были истинными хищниками в мире людей, а мы лишь пастухами... Призрачные цифровые голоса Менторов подсказывали нам каждый шаг. Они сопровождали нас на пути к жертве вдохновенными гимнами и возвышенной музыкой. Педагоги и психологи заранее, с пятилетнего возраста, снабдили малейшее наше колебание гуттаперчевым этическим каркасом. Любой возможный постсиндром компенсировали правильной двухнедельной реабилитацией без последствий для детского рассудка. Мягкая софа и снисходительно-мудрый собеседник в горном шале... Тела для Конфирмации нам доставлялись в пищевых капсулах, обездвиженные, опутанные жгутами, медицинскими катетерами и биодатчиками. Над ними безучастно горели терминалы с физиологической картой. На них не нужно было с риском для жизни охотиться в сумерках каменных лабиринтов, возведенных этрусками. Но все равно... Все равно они были по-прежнему живые, они должны были осознавать происходящее, и напряженная кожа над яремной веной, наверное, так же упруго вздрагивала, как и тысячи лет назад. И точно так же ее необходимо будет пропороть собственными клыками. На этот раз - моими...
Я не должен думать об этом.
Механические манипуляторы развернули саркофаг, теперь он покоится внутри грузового узла перед стыковочным плунжером. Звон металла и легкое сотрясение корпуса были последними знаками из внешнего мира, что я ясно осознавал. Крыло-челнок готово, осталось несколько минут. Его, наверное, уже погружали в шахту, ведь стартовые окна стоят недешево. Циннаты Транквилии - очень богатый Дом. Настолько богатый, что содержит собственную орбитальную Усыпальницу, но даже мы вынуждены беречь время.
Стеклянный купол саркофага усеялся узором цифр и диаграмм. Похоже на иней за окном. Крыло раскрывало передо мной целую энциклопедию космических тайн, из которых я едва мог понять только Кеплеровы элементы нашей орбиты, отмеченной зеленым полуовалом. Аргумент перицентра, аномалия, эксцентриситет... Что такое эксцентриситет? Я не знал или не помнил. Какая вздорная и обидная мысль. Наверное, будь я смертным, я мог бы разобраться во всем этом, но зачем? Компьютер управляет челноком, он бережно вознесет меня к нашей Усыпальнице, откачает реопекс-гель, приготовит жертву и мой будущее ложе для Сна. И снова разбудит меня спустя полгода. Что мне будет сниться? Всего полгода, но они пролетят, как полуденный час. Мне исполнится четырнадцать лет. Начало долгой-долгой жизни длиной в несколько веков. Как странно...
Я хотел поднять руку и дотронуться до цифр, но вспомнил, что уже не могу. Реопекс-гель успел сковать меня прочным коконом-колыбелью. Он сведет перегрузки к ничтожным двум “g”. Я закрыл глаза и поймал ртом загубник. Я мог бы вовсе обойтись и без кислорода в эти двадцать минут полета, и ускорение при запуске, в сущности, ничем, кроме боли, мне не угрожало. Природа подарила нам много преимуществ перед смертными, но в наше время уже считалось, что любой каскадный стресс вреден в преддверии первого Сна, и его следует избегать... А тот, другой? Ведь его кости много хрупче моих, но вряд ли он путешествует с большим комфортом. Что он чувствует сейчас?
Мне нельзя о нем думать...
Лучше всего замедлить сердцебиение и погрузить себя в дрему. Когда я открою глаза, то увижу сумерки и плавно восходящий вверх коридор, изнанку вращающегося жилого модуля. Где-то там будет меня ждать пищевая капсула, в которой... Нет, нужно прогнать эти мысли. Еще не время для этого. У меня есть еще полчаса детства. Или час. Или, сколько мне захочется... Я должен задремать. Так мне советовали старшие, так я и поступлю...
И все-таки, что он...
***
Он встретил меня, паря передо мной со скрещенными на груди руками.
Действительно, такой же мальчик, как и я. Мы, наверное, даже родились с ним в один год. Только он был светловолосый и смуглый. С чуть задранными скулами. Глаза у него оказались зеленые с неприятной злой искрой в зрачках. Они разглядывали меня с брезгливым любопытством, с каким изучают пойманных насекомых перед тем, как раздавить. От него исходил острый человеческий запах, в оттенках которого меня еще не научили разбираться. Должно быть, он боялся меня - но он был свободен, а я в плену.
- Опусти голову, смертный,- растерянно приказал я, еще не понимая, что со мной.
- Да? Зачем? - насмешливо откликнулся он,- Чтобы поглядеть на твой член?
- Ты что, ослеп? Перед тобой вечноживущий патриций!