- А где в это время был ты?
- В день твоего рождения я был на границе. Служба, знаешь ли. Известия дошли до меня поздно. Восемнадцать лет я искал тебя, мальчишка. Верил, что ты выжил! Ты и ребенком-то был противным, орал все время, стоило мне взять тебя на руки, такие как ты не умирают просто. И я рад, что ты жив.
Мы еще долго разговаривали с Янгом и сэром Ричардом, а утром улетели, так и не попрощавшись с родителями Златы.
***
«Я самый счастливый человек во Вселенной!» - думал я, тайком разглядывая свою улыбающуюся жену, которая весело болтала с Ветой. Ната все больше отлеживалась в своей каюте, мрачно пялясь в потолок, но я был такой счастливый, что даже угрызений совести вызвать мне не удалось.
Не выдержал, подошел, обнял, утыкаясь в волосы, вдыхая запах. Почувствовал, как она доверчиво откинулась на меня, прижал к себе, обнимая еще крепче: «Люблю тебя», - прошептал тихо, только для нее. Обернулась, посмотрела серьезно и даже строго, а я не выдержал и прижался губами к ее губам, наслаждаясь этим внезапным поцелуем.
Корабль вздрогнул, потом вздрогнул еще раз. Свет замигал и выключился, погружая нас в темноту, загорелся аварийный, тревожно мигая.
- Что за…?
- В нас попали! – завопил откуда-то Крис, - чертовы светлые, нас обстреливают светлые.
Корабль снова содрогнулся и начал заваливаться в бок. Я метнулся в рубку, переключая на ручное управление, удерживая стремительно падающий корабль.
- Злата, Вета, немедленно наденьте скафандры, мы теряем корабль, если упадем они защитят вас от переломов.
- А вы? – кричала Вета, дергая меня за рукав, но я их уже не слышал.
Стремясь удержать корабль, я подпитывал его своей энергией до последнего, на ходу передавая отцу наши координаты. Даже если мы не выживем, он найдет нас. Найдёт и отомстит. А потом вспышка, огонь и темнота….
Очнулся от того, что кто-то меня тормошил, вливая свою энергию, заставляя дышать и чувствовать. Боль раздирала тело на куски, лучше бы не трогал. Приоткрыл глаза и спросил этого непонятного человека, который не давал мне покоя:
- Злата? – не спросил, прохрипел. И тут же услышал со стороны ответ на свой вопрос.
- Светлую отправьте в Верхние миры, мы ей не поможем, она мертва!
Я рванул в сторону голоса, понимая, уже осознавая, чувствуя, что это правда, но я должен убедиться, я должен проститься. Что такое физическая боль по сравнению с этим? Упал, понимая, что не вижу, что ослеп, что не знаю, куда идти, хочу дотронуться до нее, хочу лечь рядом и умереть вместе с ней.
- Злата! – закрорал в темноту, срывая голос, хрипя, пытаясь выйти за грань, найти ее, вернуть.
- Держи его, держи, - слышал взволнованные голоса, - не позволяйте ему уйти за грань, он не вернется.
- Да, бл..ть же, мне этого и надо, - пытался орать я, вырываясь, обрезая цепи, держащие меня, но горло хрипело, шипело, булькало. Я выдирал свое сознание из цепких пут кого-то более сильного, нет, более сильных. Меня держали двое, потом присоединился третий и этот явно был светлый. Они не позволяли мне уйти в тот мир, где была Злата, они заставляли меня находиться в сознании, я ненавидел их, я ненавидел всех, я ненавидел этот мир, но больше всего на свете я ненавидел светлых. Темный огонь выжигал свет внутри меня, выжигал меня всего, выжигал мою душу превратив в того, кто я есть сейчас.
Глава 20
Слепой, злой волк! Смешно! Нет, на самом деле, я не был злым, все умерло, осталось одно равнодушие ко всему: к жизни, к стае, к отцам, к людям, к лесу – ко всему! Физически восстановился быстро! Эти ненормальные – отцы, вместе с Янгом с испугу влили в меня столько энергии, что я, наверное, выгляжу сейчас этаким розовым младенчиком! Стоило мне почувствовать себя хорошо, как обернулся зверем! Да, я - Зверь! И лучше ко мне не подходить, не трогать меня, не касаться, не разговаривать! Все свое время проводил в лесу, на слух, шкурой ориентируясь в пространстве. Я телом видел каждое дерево, качающую травинку, дурацкий цветок. А потом один раз ушел за излом и больше не вернулся, оставшись там, за чертой, сражаясь со своими демонами и превращаясь в того, кого излом принимал, любил, чествовал. Я становился самым страшным зверем излома! Меня теперь боялись все, иногда сам над собой ржу: крови хочется, а убить некого, все попрятались.