Выбрать главу

 - Что сказать Злате?

 - Ничего говорить не надо.

 - Ты – Зверь! – уж не знаю к чему это относилось, к тому, что я Злате привет не передал, или к тому, что выгоняю его, однако я честно подтвердил его слова.

 - Да, я – Зверь.

 - Что будешь делать с малышкой?

 - Сожру, - ответил, почти выталкивая его за порог и без сомнения закрывая дверь, отгораживаясь от мира.

Положил спящую дочь на кровать и задумчиво уселся рядом. Хотел ли я вернуть Злату? Не знаю. Все умерло! Вы в курсе, что звери не умеют испытывать эмоции, им чужды радость, злость, любовь, смущение, у них на первом месте физиология: поесть, поспать, потр…ся, так вот в тот миг, когда Злата умерла, мой Зверь почувствовал, еще как почувствовал, на своей шкуре почувствовал, что значит терять. Мы с ним разделили эту боль пополам, и, если бы не волк, я, наверное, сошёл бы с ума. Только вот теперь волк боялся боли, нее хотел испытать все заново. Рана не зажила, только корочкой покрылась и еще кровоточила, стоило хотя бы чуть-чуть дотронуться. Да и света во мне уже не было. Любить больно, терять страшно! Она приняла решение, что ж? Счастье ей, пусть живет в своем светлом, теплому, уютном мирке, а мы обойдемся, нам никто не нужен.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ребенок заворочался и недовольно закряхтел. Я выкинул все мысли о Злате, сосредоточившись на настоящем. 

**

Злата пришла в себя в своей комнате и на своей постели. Мама держала ее за руку, молясь всем богам.

 - Рич? – простонала я.

 У мамы сморщилось лицо. Оно покраснело и стало похоже на несвежий, сморщенный помидор.

 - Мне очень жаль дочка, но он погиб, вместе со всеми своими друзьями, тебя-то еле спасли.

Вот и все! Во мне в тот день умерла слабая девочка, верящая в чудо! Нежный ребенок с душой ангела, где ты теперь? Наверное, вот так происходит взросление!

Приподнялась, стремясь сесть, дикая боль прошила все тело.

 - Дочка, ты лежи, не вставай. Скафандр спас тебя от переломов и ожогов, с твоим состоянием мы побоялись переливать тебе энергию, поэтому так больно, все-таки ребенок может родиться темным. А первые роды для женщины важны, иначе она рискует остаться бесплодной. Мы, светлые, такие неплодовитые. Вот бы ребенок родился светлым!

Я смотрел на мать и не понимала, что она говорит. Какой ребенок? Светлый? Темный? Я умерла и зависла где-то посередине между наградой и наказанием?

 - Мама, ты о чем? Какой ребенок?

**

Шесть месяцев они дали мне жить более-менее спокойно. Жила ради нее, моей дочечки! Запрещая себе думать о Риче! Как только она зашевелилась во мне, я поняла, что будет дочь. А еще, я поняла в тот момент, что она темная. Темная на сто процентов! Без примеси, даже капельки светлой крови! Ариэль все время проводил рядом со мной, неотлучно следуя куда бы я не шла. Я сердилась, топала ногами, ругалась, выгоняла его, а потом решила для себя, что его нет. Он для меня не существует. Он – пустое место и….. перестала замечать, как стол, стул – мебель или горшок с цветами.

А еще со мной всегда был Рок, поэтому я не была уверена, что мама сказала мне правду про Рича. Ведь Рок – это тень Рича, а если Рича нет в живых, то почему тень не ушла вместе с ним? Я жила в своих мечтах, разрабатывая план, как мне уйти в Средний мир, как найти Сета. Ведь если все погибли, он обязательно должен знать, что у него есть внучка, да и с темным характером мне не справиться. Темных должны воспитывать темные.

Только вот перед самыми родами, когда я уже мечтала скорее увидеть свою дочь, меня вызвали на совет Высших. Как сейчас помню, я стояла перед ними беременная,  а они возвышались надо мной в своих огромных креслах и поглядывали с интересом, как будто букашку под лупой рассматривают.

 - Злата, - заговорил Председатель собрания, - маги подтвердили, что ребенок родится темными. Мы должны будем тут же избавиться от него. Ты к этому готова?

Я внутренне вздрогнула, но к такому финалу был готова, поэтому ни один мускул не дрогнул на моем лице, чем вызвала все больше заинтересованных взглядов.

 - Нет, не готова, - холодно произнесла я, наблюдая за их вытянувшимися лицами, голос мой не дрожал, слова были четкими и негромкими, однако каждое мое слово доносилось до них, даже не заставляя Высших прислушиваться.