– О каком решении ты говоришь?
– О решении по твоему лечению! – ответила Рени с еще более высоким тоном, отпрянув от груди Вуда.
– Рени, даже на тот момент было уже слишком поздно, понимаешь? Это не лечится никакими методами, у меня было всего два выхода: принимать препараты и использовать химиотерапию, и жить иллюзиями в несчастье на две-три недели дольше или прожить счастливо то время, которое мне отведено, где я выбрал наслаждаться своей жизнью! – более эмоционально ответил Вуд.
– То есть ты счастлив, зная, что тебе осталось жить меньше месяца?
– Господи, я не хочу тратить время на ссоры. Я счастлив оттого, что провожу свои последние дни с вами, счастлив оттого, что у меня есть вы, я смог смириться с этим, и за 23 дня у меня еще масса дел, я должен оставить после себя хоть что-то.
– Почему ты не начал лечиться? Ты даже не пытался продлить свое время.
– Милая, это неизлечимо, я консультировался со всеми авторитетными врачами, все попытки – всего лишь иллюзия.
Рени лишь печально вздохнула:
– Как ты собираешься сказать об этом маме?
– Я тоже думал об этом, это самое сложное, что предстоит мне в жизни. Ничего сложнее мне еще не приходилось делать.
– Рано или поздно она узнает об этом, только будет хуже, ты должен рассказать ей сейчас, ты должен был рассказать нам сразу, – слезы текли из ее голубых глаз, не переставая, в такие моменты Вуд готов был провалиться сквозь землю, он ненавидел себя, если близкие плакали по его вине.
– Возможно, ты права, но сложно просто так взять и признаться. А знаешь, у меня идея – Вуда словно осенило.
– И какая же? – немного успокоившись, спросила Рени.
– Я столько раз бывал в Европе по работе, но ни разу в жизни не был там для души, даже не успел ничего посмотреть. Я не видел Лувр, Красную площадь, Колизей, Биг Бен, Севильский Алькасар, а Эйфелеву башню я видел только из иллюминатора самолета, я не готов уйти, не повидав всего этого. Вот когда ты была в Европе в последний раз?
– Больше пяти лет назад, – не задумываясь, ответила Рени.
– Вот видишь, мы можем позволить себе летать туда каждые выходные, но из-за постоянных дел мы бывали там считанные разы. Как насчет того, что провести время в Европе? У меня есть знакомый, который через свое турагентство сможет сделать нам все нужные визы за два-три дня.
Идеи мужа всегда казались Рени какими-то безумными, но эта ее чем-то заинтересовала.
– Ты собираешься прокатиться с детьми по всей Европе? Это немного безумно, – Рени говорила уже привычным ей спокойным голосом.
– Мы можем оставить детей моим или твоим родителям.
– А можем отдать Роберта моим, а Стэфи твоим.
– Отличная идея. Только сначала нужно отпраздновать день рождения Стэф.
– И рассказать все твоей матери.
– О, Боже, хорошо, идет. Кстати, а что Стэфи хочет на День Рождения?
– В последний раз она говорила о роликовых коньках.
– Это слишком просто. Купим ей еще красивое белое платье. Как мало нужно для счастья ребенку! – ухмыльнулся Вуд.
– Красивое белое платье – повторила Рени и снова утонула в объятиях мужа, казалось, что так они могут простоять вечно.
Глава
IV
– Милая, нам нужно выезжать, пожалуйста, одевайтесь, – выкрикнул Вуд с порога.
– Мы уже почти готовы, – донесся сладкий голосок Стэфи из спальни.
– Дорогой, сейчас будет торжественный момент, наш выход! – раздался голос Рени.
Вуд попытался наиграть голосовыми связками что-то наподобие торжественного марша, в какой-то момент со второго этажа раздались такты шагов, затем Рени и Стэфи появились на лестнице, они были неотразимы: Рени – любовь всей его жизни, его великолепная жена напоминала всеизвестную модель, сошедшую с обложки популярного журнала мод, одетая в вечернее платье кремового цвета, оно напоминало Вуду молочную реку – нежный молочный поток, впадавший в молочное море. Рени нежно вела за руку маленькое чудо – их дочь в кипельно белом платье с плавно развивающимся на ходу подолом, она расплылась в улыбке, перебирая ногами ступеньки одну за одной, завитые локоны ее длинных волос плыли в унисон с подолом ее платья. Вуд замер от восхищения: его счастье и смысл жизни заключались в счастье его семьи – и в этот миг его жена и дочь выглядели самыми счастливыми на Земле, а его родители нянчили его сына, за которых он был абсолютно спокоен, ведь забота о малыше – то, чего не хватало его матери и отцу, он был уверен, что Маленький принц сейчас сыт и спит богатырским младенческим сном.
Всего три часа назад счастье казалось Вуду недостижимым, в момент его пробуждения очередной день рождения дал о себе знать: на протяжении полутора часов он боролся с приступом, стараясь не разбудить никого в доме – день в который раз начался с уборной и рвотных позывов, как единого целого, боль в затылке ощущалась с четырехкратной силой от той, что он почувствовал в баре, недуг выжигал его голову и глазные яблоки огнем, около получаса Вуд не мог подняться с пола, а после его одолел приступ судорог – в тот момент он совсем не мог представить, что будет счастлив спустя всего девяносто минут, он хотел закончить этот день, только начав его. Дотянувшись до ящика обеими, словно находящимися под напряжением, руками, он вытащил оттуда пачку противосудорожных препаратов, достал две таблетки и вдавил их в ротовую полость сквозь сжатые челюсти, приложив последние усилия.