Собеседники слушали меня, не перебивая.
Я продолжил:
— Потеряны шведская и норвежская руда, румынская нефть, а к сегодняшнему дню в стране не осталось ни одного крупного завода по производству синтетического горючего. Есть большая вероятность, что швейцарские банки закроют германские счета, в Швеции уже закрыты все счета в рейхсмарках.
— Хорошо, ваша информация только дополняет известную нам картину, но что вы хотите от нас, — спросил старый банкир.
Ничего, меня только попросили обрисовать текущую картину — ответил я: — единственное, что хочу добавить, в Федеральной России есть много банков и промышленных групп, имевших тесные и взаимовыгодные связи с немецкими концернами и банками.
Из финансового лабиринта меня вывеет всё тот же клерк. Приближался вечер, и я спешил домой, чтобы успеть поужинать, до того, как за мной придет автомобиль.
Вспоминая выступление перед банкирами, я сам удивлялся своему красноречию. Данные по экономике мне передали из экономического отдела СД, как и сам текст. Разведка поработала на славу, информация о счетах в Швеции, была новостью для банкиров.
Какой я молодец, что дал Урсуле не рейхсмарки, а доллары.
Так я шёл домой, мысленно поглаживая себя по голове, за хорошо выполненную работу.
Подойдя к дому, я понял, что не попробую ужин, приготовленный для меня фрау Мартой.
Рядом с автомобилем стоял Оскар и нервно поглядывал на часы.
— Быстрее Пётр, нам срочно нужно быть в Боргсдорф.
— Что случилось? — уже в машине спросил я.
— У нас нет самолёта — прорычал Штайн. — Толстозадая душка Геринг, не придумал ничего лучше, чем собрать всё, что летает и послать бомбить Кенигсберг. Он хотел оправдаться перед Фюрером за «Вольфшанце» и Рейхсканцелярию. Русские сбили всё, что послал на них этот урод, а вечером начали утюжить все аэродромы на северо–востоке Рейха. У нас больше нет люфтваффе.
Не отрываясь от управления автомобилем, он вытащил сигарету и закурил.
— Планы меняются, Шелленберг приказал возвращаться в Боргсдорф.
Мне стало очень неуютно на мягком сиденье, за спиной отчётливо ощущалась старуха в чёрном плаще, с косой.
Увидев моё состояние, Оскар улыбнулся:
— Не бойся, операцию не отменяют.
Я слишком глубоко вляпался, чтобы попытаться выйти из игры. Мне надо было попросить Оскара вывезти меня из Берлина, но возможно и это предложение было ловушкой, ведь он был не один. Ну и ладно, пускай всё идет, как идёт, я откинулся на сиденье и задремал.
В кабинете Шелленберга нас ждал Гейдрих.
— Господа, — начал он. — Ваш вылет назначен на час ночи, сейчас вы получите мои письменные инструкции. После прочтения их необходимо уничтожить. К полуночи вы должны быть полностью готовы.
Я и Штайн получили плотные бумажные конверты и прошли в отведённые для нас кабинеты.
В инструкции Гейдрих повторял всё то, о чём он мне говорил день назад.
В кабинет вошёл Шелленберг, он выхватил из моих рук бумагу, на обратной стороне написал пару строк, заранее приготовленной ручкой. Он повернул листок так, чтобы я прочитал: «Согласен на всё, при гарантии сохранения жизни и свободы».
Затем Шелленберг скомкал бумагу, и, бросив её в пепельницу, поджёг. Когда огонь потух, он тщательно растёр пепел и произнес, глядя на меня:
— Михайлов, вы должны понимать всю сложность нашего положения, поэтому вам необходимо в точности исполнить все полученные инструкции. Для гарантии, вам и Оскару будут переданы контейнеры с микроплёнкой для последующей передачи соответствующим органам в Москве, при малейшей вероятности попадания контейнера в немецкие руки, он должен быть уничтожен. В нём доказательства искренности намерений обергруппенфюрера.
К полуночи я выглядел как настоящий турист: замшевый пиджак, джемпер, широкие брюки с гольфами на выпуск и ботинки на широкой подошве, ансамбль венчала клетчатая кепка. Рядом стоял Штайн точно в таком же наряде.
— Господа, пилоту вы можете доверять, он доставит вас по месту назначения, — сказал Шелленберг и передал нам контейнеры, больше похожие на крупные портсигары. К моему контейнеру, пластырем была прилеплена маленькая коробочка.
Самолёт уже ждал нас, это был выкрашенный в чёрный цвет «Шторьх». Лётчик поздоровался с нами, и мы влезли в тесную кабину. Мотор завёлся сразу, и мы после небольшой тряски, взлетели.
Санкт — Петербург. Сержант Александр Любцов
Питер встретил нас нормально — бардак уже начал упорядочиваться, а потому на взлетном поле мы сидели от силы часа полтора, пока высокое начальство решало, что с нами делать. Мы были не в обиде — слушали большую новостную программу имени тандема об обстановке на фронтах.