— Отрицала, но в девяноста девяти случаях из ста подозреваемый все сначала отрицает.
— Вы допрашивали сто подозреваемых в убийстве?
— Это фигура речи. Я не веду учет проведенным допросам, но, поверьте, их было очень много.
— Понятно. А то, что вы с сержантом Боксер обманывали и запугивали мою клиентку, пока она не призналась, тоже фигура речи?
— Протест! — сказала Юки с места.
— Поддерживаю, — кивнул судья.
— Я скажу иначе. Как все мы знаем, видеозаписи «признания» мисс Мун, — Дэвис показала пальцами кавычки, — не существует?
— Да.
— Значит, мы не знаем содержания допроса?
— Придется, стало быть, поверить мне.
Дэвис улыбнулась, собирая энергию для удара.
— Инспектор, вы делали записи сказанного мисс Мун?
— Да.
— Во время подготовки к процессу я просила выдать мне эти записи для ознакомления, но мне ответили, что их уже не существует.
Конклин чуть заметно порозовел.
— Это так.
— Значит, еще раз, чтобы убедиться, правильно ли я поняла то, что вы нам тут рассказали, — бросила Дэвис высокомерным тоном, который оттачивала десятилетиями и применила сейчас, чтобы унизить и вывести Конклина из себя. — Вы расследовали предполагаемое убийство. Как вы заявили, мисс Мун была вашей основной свидетельницей, а может, и подозреваемой. Видеозаписи вы не проводили, ограничившись письменным протоколом. Протокол ведется с целью передать суду и присяжным то, что сказала ответчица, верно? И вдруг вы выбрасываете свои записи! Нельзя ли узнать почему?
— На основании записей я составил полицейский отчет. Когда он был напечатан, надобность в записках отпала.
— Отпала?! Но что точнее отражает сказанное подозреваемым — записи, сделанные непосредственно во время допроса, или отчет, составленный несколькими днями позже? Ведь протоколы положено хранить, не так ли, инспектор? Почему вы молчите? Ваша честь, прошу обязать свидетеля ответить на мой вопрос.
Юки под столом стиснула кулаки: она не знала, что Конклин не сохранил свои записи. С другой стороны, копы из убойного отдела поступали так сплошь и рядом, хотя это и не поощрялось.
Судья Бендинджер неловко двинулся на сиденье и попросил Конклина ответить.
Тот неохотно произнес:
— Мои записи больше напоминали стенограмму, но…
— Но вы сочли возможным их выбросить? Что, во Дворце правосудия недостаточно места для хранения? На полках нет места для лишней папки?
— Ерунда!..
— Еще какая! — Дэвис оставила фразу висеть в мертвой тишине, царившей в зале суда. — Вы помните, куда выбросили эти записи? В мусорное ведро, из окна машины? Или вы сходили с ними в туалет?
— Ваша честь, — вмешалась Юки, — защита травит свидетеля!
— Отклоняется. Свидетель может отвечать, — кивнул судья Бендинджер.
— Я опустил листки в шредер, — сказал Конклин. Мышцы шеи напряглись, натянув белый воротник рубашки.
— Пожалуйста, объясните присяжным, почему вы опустили записи в шредер.
Юки видела, как сверкнули глаза Конклина.
— Мы нарочно избавляемся от записей, чтобы сомнительные адвокатишки вроде вас не искажали факты! — не удержался он.
Юки смотрела на Конклина расширенными глазами, впервые видя его таким. Дэвис добилась, чтобы он прилюдно потерял самообладание.
— Вы вот так же вели себя, инспектор Конклин, когда допрашивали мою клиентку? Вы не способны владеть собой?
— Возражение, ваша честь! — сказала Юки.
— На каком основании?
— Адвокат подсудимой не вполне корректен.
Бендинджер не смог подавить смешок.
— Отклоняется. Не нарушайте порядок, мисс Кастеллано.
Дэвис улыбалась, глядя на Конклина, по-прежнему упираясь рукой о бедро.
— Последний вопрос, инспектор. Сколько еще важных улик, способных реабилитировать мою клиентку, вы спустили в шредер?
ГЛАВА 40
Все еще взвинченная проведенным Дэвис перекрестным допросом Конклина и напряжением целого дня, Юки вышла из Дворца правосудия через второй выход, за несколько кварталов от нужной ей дороги, и шла, просматривая на ходу блэкберри.
Она стерла сообщения, записала кое-что для завтрашнего дня и отправила имейл Рыжему Псу, который уже сидел в домашнем офисе и запрашивал ее отчет. На дневную парковку Юки вошла опять-таки не через главный вход и уже открыла дверцу коричнево-серого седана «акура», когда кто-то ее окликнул.
Юки резко обернулась, оглядывая людную парковку. Поперек движения на Брайант-стрит к ней широкими шагами спешил Джейсон Твилли, крича: