Эти годы принято называть золотым веком научной журналистики. Это так и в то же время – не так. Действительно, тогда появилось много блестящих журналистов. Но если мы оглянемся на тот период, то увидим: много писали о физике, о космосе, о химии, науках о земле, стали появляться новые издания, рассказывавшие о науке. Но в то же самое время целые пласты науки оставались по-прежнему закрытыми, а имена многих выдающихся ученых до конца 1980-х были фактически неизвестны советскому обществу. Информация о них пробивалась иногда хитрыми путями. Существовала, например, такая форма как «критика» того или иного «буржуазного направления» в науке, многие ученые иногда прибегали к такой форме, чтобы сообщить нужную информацию. А ты уже учился схватывать между строк: вроде бы читаешь критику, но на самом деле получаешь колоссальную информацию, которую автор пытался донести до своих читателей.
В начале 1990-х было очень трудно с научной журналистикой. Мы тогда потеряли огромное количество научных журналистов, которые уходили в другие сферы деятельности. Это понятно: науке приходилось тяжело, поскольку в стране был кризис, наукой мало кто интересовался, соответственно отделы науки стали повсеместно закрываться, научные издания исчезать, тиражи скукоживаться. Люди повально уходили из научной журналистики.
И тогда мы задумались о создании ассоциации научных журналистов. Базой для нее послужило объединение журналистов, которое организовала замечательный научный журналист Елена Сергеевна Кноре в конце 1980-х, когда в нашей стране разрешили общественные организации. И вот в начале 1990-х, когда научная журналистика переживала тяжелейший кризис, мы возродили эту ассоциацию, зарегистрировали ее уже как российскую, по законам новой страны. Думаю, нам тогда удалось кое-что сделать, чтобы вернуть интерес к научной журналистике: мы стали проводить конкурсы научно-популярных статей, научных фотографий, радио- и телепередач о науке, организовывали научные кафе, мастер классы, встречи с учеными, поездки журналистов в научные центры других стран. Тогда же появились курсы научной журналистики при некоторых журналах, например, при издании «Химия и жизнь». Это в определенной степени помогло поддержать уровень научной журналистики.
Если говорить о сегодняшнем дне, научная журналистика, как всегда, не может существовать в отрыве от своего времени, она его отражение. И сейчас она переживает серьезнейший кризис, несмотря на то, что становится достаточно привлекательной для многих людей. Здесь нет противоречия: то, что в наши дни называют научной журналистикой, таковой на самом деле не является. Это в лучшем случае научные коммуникации, а точнее пиар, в который вкладываются немалые деньги, они и привлекают многих людей, которые ринулись в нашу профессию. Но к научной журналистике это не имеет никакого отношения, Она сегодня, как и журналистика в целом, переживает очень серьезный кризис, в полной мере испытывает все трудности нашей сегодняшней жизни.
– Почему научная журналистика сейчас находится в кризисе, кто в этом виноват?
– Нет, в этом никто не виноват. Так вопрос не ставится. Мы говорили о том, что отличает научную журналистику: она связана с наукой, а наука всегда связана с поиском смыслов. Вот и научная журналистика занята поиском смыслов, ибо она сродни той сфере, которой занимается. А сегодняшнее время мешает поиску смыслов, оно в нем не заинтересовано. И это необязательно связано с нашим обществом. Я много лет контактирую с Европейским союзом ассоциаций научных журналистов, много лет я вице-президент этого союза, а потому хорошо знаю, что происходит у моих зарубежных коллег. Такой же кризис испытывают во многих странах – с поправкой, может быть, на свои особенности. Скажем в Великобритании традиции научной журналистики довольно глубокие, но и там ощущается этот кризис.
И дело вовсе не в том, что наше время сложнее. А что, в Средневековье науке было легче? Но сегодня, как и в любое другое время, когда общество оказывается на переломе, человек с особой силой ощущает новые барьеры, новые трудности, новые вызовы, на которые надо отвечать. Мы оказались на тектоническом разломе, потому что информационное общество, которое мы представляем, в корне меняет условия жизни человека.
Когда я только пришла в журналистику, у меня было гораздо больше времени задаваться вопросами. Сегодня темп жизни до такой степени ускоряется, а информации становится так много, что вопросы мельчают, а на поиски ответов нет времени. Появление новых средств коммуникации настолько изменило нашу жизнь, что сегодня уже сложно остановиться, оглянуться, задуматься, задаться вопросами. Потому что ты все время торопишься. Не успеваешь осмыслить одну информацию, а для тебя уже готова новая, смыслы ускользают. Сегодня есть возможность постоянно обновлять информацию, но наше сознание не успевает за этим темпом! Неслучайно появился такой термин, как клиповое сознание. Мы не успеваем осмыслять перемены. Научная журналистика, в чем ее принципиальное отличие, должна уметь помогать осмыслению. Но этого практически не происходит…