Отрицательно мотаю головой, открещиваясь. Мне с головой хватило 2 "подруг", спасибо. Только он понимает иначе, конечно же.
— Брезгуешь? Ты же правильная, верно? Один муж — одна любовь?
Киваю, чтоб не повадно было... Самой себе... Мечтать.
Снова замолкает на миг.
— В общем, Никита мотался со мной повсюду, был таким очаровательным пухляшом, смышлёным, забавным. А потом я...
С трудом достает это всё. И мне хочется кинуться, накрыть шею руками, всматриваясь в глубину глаз и обещая понять. Только нельзя...
Перекидываю ноги, а он считает это нетерпением...
— Не суть. В общем, он оказался у неё, а я решил на время уйти в отцовский отпуск.
Загулять — поправочка. Тихо шепчет, почти лично:
— Не смотри так.
Мой ответ дрогнет дождем обречённости.
— Тебе не все равно, как я смотрю?
Пожимает плечами.
— Дальше, Тём?
Закрывает глаза под последние лучи солнца, превращаясь в тьму. Моё воображение затаивает дыхание, запуская в волосы пальцы.
— Кто же знал, что мой мальчик не выдержит метод кнута и пряника?
Руки дрогнули. Я начинаю понимать, холодея.
— Ты...
Он отдал ребенка неподготовленному человеку, использующего маленькое существо в своих целях, а когда...
— Не слушался...
Воспитание было лишь доступными методами — агрессией. Это же так просто... По самому слабому звену — ребенку — проходиться розгами моральной и, похоже, физической боли.
В голове мелькает 25 кадр, и от этого становится до жути тошно.
Когда понял, увидел...
— Было уже поздно, да. Это с нами с 5 лет.
Я пытаюсь успокоить пульс, глушащий всё.
— Что... Ты три... три года позволяешь ему жить с этим!? Ты... Ненормальный!?
Закатывает глаза, слушая дальше.
— Артём, ты не пробовал к детскому психологу, психотерапевту, ну? Пройти курс?
— Дохрена умная? Красный диплом?
— Не скалься, дурак.
Цедит, вставая.
— Были и есть. И будь добра, перестань судить, не зная ничего. Твой эпистолярный взгляд бесил ещё тогда.
— Подожди...
— Не хочу. Всё, Свет, хватит. Тебя отвезти?
Соглашаюсь быстрее, чем включаю мозги.
Он удаляется на миг к Нине, видимо прося её приглядеть за Никитой. Та спускается вниз, виновато смущаясь, падает на диван, заваленный шуршащими пакетами от чипсов, да и не только от них. И машет ручкой на прощание, заверяя, что все будет в порядке.
Артём пропускает вперёд, уходя во тьму за моей спиной.
Выгоняет свою Ауди из гаража, притормаживая возле меня, а зуб на зуб уже не попадает.
Ещё и этот мелкий дождь вдруг заморосил. Ужасный день!
Стоит только сесть в салон, пристегнувшись, как рядом раздается недовольное:
— Свет, какая ты нежная.
Пытаюсь не фыркнуть, грея пальцы друг об друга, погружаясь в его темноту.
В такси не заметила — здесь не так много домов, часть из них только в процессе строительства.
И это неосвещенное толком место, лишь разбиваемое фарами его авто, ночью "немного" пугает, взвинчивая нервы.
И оскомину не красит даже город позади.
Он даже музыку не включает, заставляя вслушиваться в каждый шорох.
Минут через десять почувствовала прелесть асфальта под шинами.
Он тут же надавил на газ, вдруг впервые прервав молчание.
— Что я должен был сделать? Обклеить его комнату подушками и запереть там, Свет? Или ходить повсюду, оберегая от каждого шага?
— Я не знаю, Тём. Прости, я, правда, очень устала.
Он ожидал обвинений, но сил что-то доказывать больше нет.
Просто откидываюсь на спинку, отворачивая голову от него, замечая лишь свет фонарей, что встречаются всё чаще.
Только он почему-то всё чаще задерживается на мне, делая вид, что смотрит по зеркалам.
Прости, Тём, но я чувствую каждый твой брошенный взгляд собственной кожей, загорающейся чем-то более жгучим, чем все виданные мной поцелуи.
Только не стоит просить вселенную о таких глупостях. А то исполнит ещё "желание"...
Но сил даже это осмыслить уже не хватает.
Выхожу, прощаясь с ароматом его машины, чувствуя фантомное лёгкое опьянение, резонируя каплями с неба.
Замечаю собственный подъезд и просто плыву ему навстречу, как вдруг...
Дверца позади хлопает, и пока я оборачиваюсь, он огибает машину и бегом сбивает меня с ног, вжимая в дверь за спиной.
Не успеваю вскрикнуть, быстрой ухмылкой гасит удивление и протест, под слабым отсветом фонаря заводя мои дрожащие руки в стороны, уводя те следом вверх, переплетая пальцы.
Его часы на левой своим стальным холодом сковывают хлеще наручников.
Тянется к губам, уничтожая весь здравый смысл.