- Язык отказывается говорить и уступает свое место молчанию, хранящему невыразимое, - поведал Топоров, что, однако, вовсе не помешало ему продолжать речь еще минут десять и отметить, в частности, что земля пособница жизни, обращающаяся сама на себя бессчетное количество раз.
- Тебе когда премию дадут, - сказал я Павлову, - ты уж речь читай о жизни, об армии, чтобы поживее.
Павлов обиделся, возразив, что у него тоже полно высоких мыслей, а то что же все про армию-то.
Потом началась тусовка, и я, утомленный духотой и мыслью о 88 рублях, выпил подряд пять рюмок водки и изрядно захмелел, выпав на некоторое время из адекватного восприятия. Помню, что сначала я закусывал устрицами, а потом, когда они кончились, морковкой, макая ее в специальное белое жижево. Бесспорность выбора лауреата первой солженицынской премии и на публику подействовала примиренчески-благодушно. Лишь подвыпивший я пытался внести струю недоброжелательства, высказав нескольким присутствующим литераторам нелицеприятное мнение об их творчестве. Но литераторы вели себя нежно и тем же мне отвечать не стали.
Света Василенко, прозаик и секретарь, рассказывала о своей поездке в Чикаго, где в университете учится Павел Кашин, который еще год назад был подающим надежды певцом и пел клипы по телевизору. Я порадовался за Кашина: кинуть чреватый денежками мир русской попсы и укатить в другую культуру может, наверное, только весьма позитивный человек.
В углу два члена жюри обсуждали доклад Топорова.
- Чегой-то он все про целое да про целое? Что есть целое?
- Это чтобы про Бога не говорить. Чего только не выдумают, чтобы про Бога не говорить...
Часов, что ли, в шесть тусовка пошла к концу, и я собрался в Чеховскую библиотеку, где поэт Санчук представлял книгу своих стихов с иллюстрациями девушки по имени Алена. Попутчиков в Чеховку я себе не нашел, но диджей Александров с "Эха Москвы" вызвался подкинуть меня на машине до Пушкинской площади, сократив мой сегодняшний убыток еще на два рубля (стоимость жетона метро). 86, 20 - 2 = 84, 20. Александров сообщил мне, что прочел в "Октябре" № 4 мой отчет о праздновании 25-летия журнала "Литературное обозрение", где я журил его, Александрова, за то, что он не отдает мне журнал "Урал" с романом О. Славниковой о насекомых и млекопитающих, и теперь уж точно не отдаст мне журнала, чтобы неповадно было писать.
Поэт Санчук, поначалу радостно поприветствовавший мое появление, быстро сообразил, что я уже пьян, и сказал с укоризной: "Напился у Солженицына, не мог до меня дотерпеть". Чтобы как-то восстановить ясность взора, я выпил в буфете три чашки чаю. Выяснилось, что художница Алена, чья презентация обещана, находится в Лос-Анджелесе, а Санчук будет просто читать стихи. Прослушав три - по числу выпитых чашек, - я покинул Чеховскую библиотеку вместе с журналистами Дельфином и Фальковским, специализирующимися на массовой литературе.
Дельфин, по его рассказам, не далее как сегодня получил где-то на сдачу лишних аж 500 рублей. "Хотел вернуть, не удалось", - пояснил Дельфин, в связи с чем и приглашал нас с Фальковским выпить сейчас за его счет пива. Прикинув, что это прямой путь дальнейшего сокращения моего собственного убытка, я предложил пойти на какую-то из Бронных улиц в заведение "Капакабана". Там Дельфин заказал три чешских пива по 16, 50, но вместо 48, 50 с него взяли 43, 50.
Фальковский тут же сообщил, как нашел сегодня в прорези телефона-автомата забытую кем-то карточку с сорока неиспользованными единицами. Весь вне себя от зависти, я впал в раздумчивость по двум поводам: во-первых, отнять ли мне от оставшихся 84, 20 номинальную цену пива, 16, 50, либо отнять сумму, реально заплаченную за меня Дельфином, а во-вторых, куда бы позвонить по халявной карточке Фальковского...
Дельфин меж тем рассказал анекдот про проверку на фальшивость новых украинских денег: нужно провести по ним полоской сала, и если Кучма с портрета скосит глаза вслед за салом, то деньги правильные.
Холодало. Мне давно пора было домой, но невосстановленные 70 рублей драли душу, а потому я поддержал идею выпить чего-нибудь крепенького. Мы долго блуждали вокруг Пушкинской площади, пока не упокоились в "Русском бистро", где Дельфин и взял пирожков и водки "Снежная королева", сократи в мой дневной убыток еще на 15-20 рублей.
Мы стали обсуждать дежурную тему: перелом нижних конечностей сотрудниками "Независимой газеты". Пару лет назад, когда я там работал, ноги ломала заведовавшая отделом культуры Вика Шохина: то одну, то другую, то снова первую по старому месту. Тогда это не вызывало улыбки, а только грусть, ибо Вику все очень любили. Но потом сломала ногу молодая сотрудница Наташа Бабинцева, и в редакции стали потихоньку хихикать над такой нежданной преемственностью. Потом заместитель редактора Игорь Зотов упал с крыльца и поломал две ноги кряду. Это уже вызвало громы хохота. Наконец, два месяца назад сломал ногу сотрудник Владимир Березин, что снова вогнало редакцию в грусть: тут уж все поняли, что это не совпадения, а вполне всерьез, что Господь как-то всерьез настроен насчет "НГ", и стали подумывать об увольнениях...
Затем я вспомнил, что прочел на днях стихи Дельфина и что они похожи на стихи Еременко. Заговорили о стихах Еременко. Дельфин заявил, что у него есть книжка, где на обложке нарисовано пол-лица Еременко. Я стал утверждать, что такой книжки в природе нет. Мы поспорили на два рубля.
Увы, мы были уже отменно пьяны, и мне вместо продолжения режима экономии пришлось еще покупать "Снежную королеву". Потом мы поехали ко мне домой и встретили в Трубе под Пушкой двух знакомых журналисток, Машу и Свету, стали с ними обниматься-целоваться, что выглядело крайне двусмысленно, потому что наша веселая встреча произошла непосредственно в гуще толпы сутенеров и проституток. Света и Маша быстро ретировались. Алкоголя мы у меня дома наконец уже не пили, пили сок и чай, выслушали рассказ моей жены Иры о посещении ею Театра современной пьесы на Трубной площади, я зачитал с бумажки избранные места из речи Топорова.
Около двух ночи, когда я уже спал, позвонил писатель-буддист Пелевин, вынудил Иру разбудить меня и рассказал леденящую кровь историю. Ему позвонили из журнала "Elle" (это глянцевый женский журнал) и спросили: любит ли он русскую поэзию и жаждет ли ее возрождения? Застигнутый врасплох Пелевин ответил положительно. Тогда ему сказали, что журнал проводит конкурс стихов о любви, и предложили войти в жюри. Пелевин согласился. После чего ему прислали факс, из которого стало явным скрытое в телефонном разговоре: это не просто конкурс, а часть рекламной кампании какого-то французского одеколона, название которого переводится как "Рифма". Теперь Пелевин не знает, как ему поступить.
Я сказал, что у меня жизнь не легче, что пошел вот с утра отправлять два факса с Центрального телеграфа... Далее по тексту.
- Тьфу! - сказал Пелевин. - Я про русскую поэзию, а ты про восемьдесят восемь рублей.
1999 - 2001
Скорая проза
Автор, решая две концептуальные задачи - смоделировать прозу, отвечающую современным ритмам (жесткой ротации на радио и миганию баннера на экране компьютера) и найти формулу художественной литературы, подходящую для глянцевых журналов, - производит три беллетристических единицы, которые самого автора удивляют своей оторванностью и энергетизмом.
mtv: покорми меня
Я редактору говорю: хочу написать статью про MTV. Культурологическую такую: типа про феномен популярности, про новый тип визуальности. Редактор отвечает: ты дебил. Ни один мудак не будет читать культурологическую статью. Тебе нравится MTV? Ты прикалываешься к нему, забывая о телках, клее "БФ" и обязанностях в редакции? Вот и напиши репортаж с поля боя - восемнадцать часов подряд у телевизора. Но жесткое условие - никуда не отходить, только пописать и покакать...
23:05. НАКАНУНЕ. ПОПЫТКА ПОРАНЬШЕ ЗАСНУТЬ
Редактор у меня злобный, перечить ему я не могу. Подряд так подряд, восемнадцать так восемнадцать. Удобно: день у ящика, три дня за "Макинтошем" - и репортаж готов. Но, собираясь встать в девять, когда на канале "К-культура" вспыхивает лакомая заставка, я напивался накануне в зюзю и просыпался после полудня в доме, где было много голых телок, но не было телевизора. Или ударял с чуваками по "бээфу", а потом смотрел мультики, воображая, что смотрю клипы. Дотянул до последнего: послезавтра дэд-лайн, а у меня в файле конь не валялся и лошадь не стояла. Отступать больше некуда.