Каждое появление на публике было отрепетировано. Рассмешить дам, нарочно закатав рукав, демонстрируя дорогие часы; провести бледной ладонью по макушке, пропуская тонкие пальцы в тёмно-русые пряди. Поддержать беседу о политике с мужчинами, невзначай расстегнув пару верхних бриллиантовых пуговиц белоснежной рубашки, чтобы те смогли увидеть очередной редкий медальон; возмутиться слишком большим размером хранилища, в которое скоро не влезет всё его золото. А в завершение празднества стянуть с широких плеч пиджак, взобраться на стол в самом центре зала, сбросить с него лишнее носком чёрной лакированной туфли и сделать сальто на потеху гостям. И всё чтобы побаловать свою душеньку, насытить вечно голодное до гордости тело.
— Уолден, ты лучший!
— Я хочу вас, господин Макнейр!
— Поздравляю с повышением, мистер Макнейр!
— Лучший!
— Единственный и неповторимый!
— Кто если не ты?
— Прошу не останавливайся, о великий Мерлин! Молю тебя, Уолден, молю!
— Это место для Макнейра!
Голоса мужские и женские слились в унисон, пока сам Уолден Макнейр поднимался всё выше, к своему персональному пушистому облаку в Раю. И всё, что его сейчас, как впрочем, и всегда, волнует — чувство. Приятно опьяняющее, возвышающее, бодрящее тело и дух. Гордыня.
========== Люциус Малфой. Алчность. ==========
Комментарий к Люциус Малфой. Алчность.
Музыкальное сопровождения для части Deftones - Diamond Eyes
Алчность, корыстолюбие, стяжательство, любостяжание, скопидомство, сребролюбие, мздоимство — деятельное стремление и неумеренное желание, склонность к получению материальных благ и выгоды.
Люциус Малфой стоял в центре комнаты, его глаза были сильно зажмурены, а выражение лица выдавало его внутреннее ликование. Тряхнув длинными платиновыми локонами, он открыл выразительные глаза. Уверенный в собственном великолепии, он смотрел на резной, отделанный, самым что ни на есть, настоящим золотом камин. Языки пламени изящно обвивали друг друга и пожирали пару свежих поленьев, приятно нагревая небольшое помещение. Люциус рассматривал высокие книжные стеллажи, на полках которых хранились старинные фолианты в кожаных переплётах, некоторые скреплялись цепочкой и замком или заклятием, цены, которых было сложно подсчитать; продай он хоть один из них и в банковской ячейке солидно прибавилось бы галлеонов.
— Сынок, попрощайся с матерью. — Отец ласково опустил дрожащую ладонь на плечо маленького Люциуса. — Присядь поближе.
— Дорогой, запомни, я люблю тебя. — Мертвенно-бледная женщина лежала на белоснежных простынях. Её лицо поблёскивало в свете свечей россыпью маленьких капель пота. — Твой папа позаботится о тебе. Слушайся его, будь верен семье!
Голос был слишком тихим, Люциус наклонился чуть ближе, но не чтобы разобрать предсмертные слова матери, а чтобы хорошенько рассмотреть золотой кулон на её тонкой шее. Красивый, с большим бриллиантом, почти таким же, как на обручальном кольце отца.
— Прощай, дорогая. — Малфой-старший сел на сундук в углу комнаты, голос его задрожал, а по щеке скатилась скупая мужская слеза. — Мы никогда не забудем тебя!
Взгляд уцепился за большой железный сундук, хранящий в себе самые тёмные артефакты; купленные у неизвестных торговцев, украденные, обмененные; от них разило терпкой, неприятно въедающейся в ноздри магией.
На массивном дубовом столе были аккуратно разложены старинные свитки с важнейшей информацией, написанной на разных языках для её величества, а то, и самой королевой.
Люциус гордился всеми богатствами, которые смог собрать за свою жизнь. Ничто не вызывало у него такое наслаждение, ни женщины, ни его единственный сын, ни еда и напитки.
Переливающийся блеск драгоценностей в руке мужчины, манил воспоминаниями; отец вручает ему массивное бриллиантовое колье, набор жемчужных серёжек, рубиновые и изумрудные перстни; вот он сам уверенным шагом преодолевает несколько ступенек и вальяжно входит в ювелирную лавку; Драко приносит ему малахитовый кулон, который тот нашёл, играя в саду.
— Чахнешь над своими побрякушками, Люциус? Сколько можно?! Пора бы взяться за воспитание Драко! — Кричало воспоминание голосом его жены.
Непрекращающийся водоворот камней, металлов и банкнот. Картины известных художников, скульптуры, всё это приводило Малфоя в волнительный восторг и, сметающую всё на своём пути, ярость, когда что-то пропадало из вида. Спокойствие возвращалось, когда пропажи были найдены и помещены на свои места заботливыми бледными руками хозяина.
— Люциус! — Нарцисса ворвалась в его кабинет поздней ночью, растрёпанная, на лице поблёскивают дорожки слёз. — Драко! Наш сын! — Тараторила она, — Северус залечил его раны, но он в тяжёлом состоянии!
— Во-первых, ты слишком громко вопишь, дорогая. Во-вторых, ты же сама сказала, Северус помог ему. — Он устало отложил в сторону рубиновый перстень и лупу. — Причём здесь я?
— Он твой сын! И он ранен! Понимаешь, Гарри Поттер ранил его! — Не успокаивалась Нарцисса.
— А ты знала, что сегодня я подписал контракт на приличную сумму. Этот испанец выпил из меня всю кровь, теперь я хочу спокойно насладиться успехом за бокалом хорошего огневиски.
— Какой же ты мелочный, алчный… — Она, не договорив, устало опустилась в кресло. — Я и Драко вообще хоть что-то значим для тебя?
— Нарцисса, не буди во мне зверя!
— Ах, да, мы же не коллекционный товар. Так… людишки, по случайности, приходящиеся тебе родственниками.
Люциус Малфой каждый раз присутствовал на ежегодном собрании коллекционеров, где скупал самые дорогие лоты под изумлённые взгляды и неуверенные аплодисменты завидующих потенциальных покупателей. Его лицо украшала ослепительная улыбка.
— Ну же, право господа. — Довольный волшебник смотрел на всех, потирая ладони друг о друга. — Знаете, что я вам скажу? Слушайте. — Люциус поправил чуть съехавшую вбок бабочку. — У меня совершенно нет изъянов, напротив, мне точно есть чем гордиться. А главный повод для гордости — алчность, моя лучшая черта, которая подарила мне билет в счастливую безбедную жизнь.