Большинство статей, которые написала Джейн, были направлены не против того, что какая-то всесильная организация поставила своей целью искоренить преступность, а против того, как это делалось. Она выступала против экзекуций, когда люди, пусть даже и преступники, исчезали бесследно, а все их имущество оказывалось отчужденным неизвестно в чью пользу. То, что благотворительные фонды получали многомиллионные пожертвования, было, на её взгляд, весьма слабым утешением по сравнению с тем, что ни один из преступников, пойманный этой организацией, не предстал перед судом.
Но больше всего Джейн выступала против того, что мнение большинства людей сводилось к такой простой, если не примитивной, но весьма удобной, формулировке – закон, дескать законом, а Антикриминальный Трибунал представляет собой высшую справедливость и потому обыватели так истово поддерживали его деятельность. Ей была неприятна сама мысль о том, что кто-то без длительных дискуссий и референдумов взял и решил вопрос о том, что справедливо, а что нет, что есть добро, а что зло.
Словно Дон Кихот, Джейн отважно обвиняла Всемирный Антикриминальный Трибунал в бесчеловечных, варварских методах, сравнимых с деяниями Гитлера и Сталина, говорила о десятках тысячах людей, от которых не осталось даже могил и находила понимание только у работников спецслужб, которые, похоже, просто завидовали возможностям этой тайной и всемогущей организации. Её же саму со всеми её обличительными статьями, эта организация, кажется, даже и не замечала. Но оказалась, что это было вовсе не так и Джейн, наконец, сама убедилась в этом. Она не только проникла в самое сердце этой организации, но и узнала о ней просто невероятные вещи.
Джейн была поражена тем, что ей было открыто. Поначалу, она сочла это все наваждением, но она несколько раз разговаривала по телефону со своими друзьями, с редактором своей газеты и воочию убедилась в том, что это не сон. Иногда она звонила сама, иногда звонили ей, но ни разу никто не сделал ей предупреждающего знака, к ней не была приставлена охрана, она расхаживала и рассматривала все, что хотела и была уверена в том, что может уйти в любой момент. Единственное, о чем её попросил Эд Бартон, так это довести дело до конца, ведь она была главным контролером их очередной экзекуции. С его слов выходило так, что именно на Джейн возлагалась теперь обязанность сопровождать банду террористов всюду, вплоть до места их будущего обитания, чтобы контролировать все их действия, а на это, по мнению Эда, должно было уйти не менее трех месяцев, включая время, отведенное на подготовку террористов к новой жизни.
Когда Джейн попросила предоставить ей трехмесячный отпуск, редактор сделал это хотя и без особой радости, но и без лишних вопросов. И в этом случае явно не обошлось без чьего-то заступничества. Оценивая ситуацию с позиции нынешнего дня, Джейн начала понимать и то, что многие её статьи никогда бы не увидели свет, если бы не чье-то давление на редактора, уж слишком одиозными они были. Кто-то явно подсказывал её боссу, что резкий, зачастую грубый тон её статей вполне устраивает кого-то и теперь Джейн стала догадываться, кого именно. Совершая прогулку под ослепительно ярким солнцем, она спросила своего проводника:
– Серж, скажите мне, как вы относитесь к моей писанине?
Совершая головокружительный прыжок, Серж ответил ей непринужденно и весело:
– Милая Джейн, большей чуши о Трибунале мне не приходилось читать. Вы умудрились обвинить нас во всех смертных грехах, но, признаюсь честно, вы всегда делали это очень оригинально, с большой выдумкой и в прекрасном стиле. Кое-какие из ваших статей мне очень запомнились. Особенно мне нравятся ваши комментарии к заявлениям Трибунала, а еще меня всегда удивляли ваши аналитические способности. Вы несколько раз смогли очень точно предсказать время и направление нашего следующего удара, чем заставили нас поволноваться. Вы великолепный журналист, Джейн, а ваша способность добывать информацию, просто изумляет. – Серж, которого Джейн могла видеть только на непрозрачном, жидкокристаллическом, лицевом щитке-экране, плавно опустился на поверхность Луны и, повернувшись лицом к ней, сказал меняя тему – А теперь я покажу вам самый быстрый и экономичный способ передвижения по Луне, знаменитый кенгуровый шаг.
Джейн, которая уже неоднократно видела такие прыжки на экране телевизора, принялась слушать объяснения Сержа Ладина и вскоре они неслись через лунный кратер гигантскими, тридцатиметровыми прыжками. У Джейн только дух захватывало от таких прыжков, но и двигаясь таким удивительным способом, она продолжала допытываться:
– В таком случае почему вы давали мне возможность спокойно работать и почему Ник всегда печатал мои статьи? Даже тогда, когда возмущался их содержанием.
– Джейн, но ведь это же очень просто, мы никогда не закрываем рот человеку. В конце концов самое ценное, что есть в мире людей, это свобода слова и посягать на нее было бы с нашей стороны большим свинством. – Ответил ей Серж.
Недовольно фыркнув от высокопарных слов Сержа, Джейн совершила особенно высокий и длинный прыжок, в течении которого успела разразиться длинной тирадой:
– Серж, не надо морочить мне голову. Вы подменили собой закон и суд и еще разглагольствуете о свободе слова. Кто дал вам на это право? Почему вы решили, что имеете право судить людей за совершаемые ими преступления, пусть даже и чудовищные? Вы ввергаете планету в хаос уже тем, что поставили правосудие в глупое и двусмысленное положение. Вы подменили закон грубой силой и плюете на законодательные собрания всех государств! Кто вам дал такое право? Ведь вы не люди, Серж, вы интари, заблудившиеся во Вселенной! Как же вы, существа с планеты, имеющей более высокий уровень развития, решились на подобное? Вы таитесь в своих подземных и космических убежищах, живете среди нас, прячась под личиной людей, исповедуете совершенно другую философию, возможно, совершенно иную религию и беретесь судить нас, людей, за наши, людские заблуждения и ошибки. Вы бесцеремонно вторгаетесь в нашу жизнь, поставили свой Всемирный Антикриминальный Трибунал выше наших законов, безжалостно караете наших преступников, вместо того, чтобы предать их законному суду, после чего они понесли бы наказание, а их преступления и злодеяния были преданы гласности. Серж, разве это не чудовищно?
Несколько минут главный военный администратор колонии Интайра на Земле молчал, а потом рассмеялся и сказал:
– Джейн, мне легче всего было бы сказать вам, что я солдат, действую согласно устава и только выполняю приказы начальства, но я не стану этого делать и отвечу вам. Извините меня, Джейн, но зная Эда еще Оорком, я никогда не замечал в его характере скрытности и двусмысленности и потому смею предположить, что он достаточно подробно вам все рассказал. Кто мы, откуда пришли и, наверняка, Эд рассказал вам и то, откуда пошел человеческий род. Так вот, Джейн, мы, интари, куда больше имеем право называть себя жителями этой планеты, чем обычные люди потому, что история развития земной цивилизации отложилась в нашей памяти, а не является достоянием библиотек и музеев и потому мы вправе поступать так, как нам велит наш опыт и наша память. Поверьте мне, мы повидали на своем веку достаточно много, чтобы определить природу тех, кого мы караем. Да, я согласен, мы не руководствуемся законами людей. Но что такое закон? Это ведь договор между государством и людьми, в котором каждая из сторон принимает на себя определенные обязательства. Люди соглашаются не совершать определенных поступков, направленных против личности и общества, а государство обязуется выявлять и наказывать тех, кто нарушает или собирается нарушить этот договор. Так ведь, Джейн? Но мы, интари, не вступали ведь в эти договорные отношения и, поскольку, мы по сути являемся родителями всех людей, то и действуем мы не по тем законам, которые они для себя придумывают, а по другим, основанным, прежде всего, на понятиях морали и нравственности, на понятиях справедливости.