Контрприемом является развитие решительности. Колебаться можно до бесконечности, поэтому, однажды взвесив все «за» и «против» и приняв решение, следует быстро и без колебаний воплотить это решение в жизнь, несмотря на возникающие в силу склонности к колебаниям сомнения.
Быстро и энергично воплощая свое решение в жизнь, вы должны отдавать себе отчет в том, что даже если риск совершить ошибку и существует, бесконечные колебания и неспособность принять окончательное решение приносят гораздо больше вреда, чем ошибка, которую вы теоретически можете допустить, если ошибетесь в первоначальных расчетах. Время и нервная энергия, растрачиваемые на колебания, как правило, значительно превышают время и нервную энергию, которые, возможно, придется затратить на исправление допущенной ошибки.
Ловушка самокопания
Ловушка самокопания отчасти сходна с ловушкой бессмысленного размышления, отличаясь от нее тем, что навязчивые бессмысленные размышления связаны с "копанием" в собственном внутреннем мире. Склонность к самокопанию в большей мере характерна для кругов интеллигенции, представители которой иногда усматривают в этом некую "духовность", стремление "познать самого себя", "духовно очиститься" и т.д.
Направленное в правильное русло стремление "познать самого себя" или "самосовершенствоваться", несомненно, полезно. Оно повышает самооценку человека и увеличивает его возможности. Ловушка самокопания проявляется в том, что попавший в нее человек вместо реального личностного роста лишь "пережевывает" свои внутренние проблемы, увязая в них все глубже и безнадежнее. Постоянное погружение во внутренний мир не позволяет ему устанавливать нормальные контакты с другими людьми и полноценно воспринимать окружающий мир.
В приведенном ниже отрывке из нашей книги «Обучение женщиной» приводится пример одновременного попадания в ловушку самокопания и в ловушку бессмысленных размышлений. В этом отрывке речь снова пойдет о дневнике Гали, который уже упоминался при иллюстрации примеров попадания в ловушку отрицания части себя и в ловушку проецирования.
«Итак, обратимся к дневнику.
«Прошел январь, уже февраль 1982 года. Я сижу дома, набираюсь сил и физических, и, главное, душевных, чтобы во всеоружии вступить в новую для меня жизнь. Пока ничего не задумываю, кроме имени человечка, которого я жду.
Он будет Шурка. Долгожданный, выстраданный морально. Какой он будет? Буду ли я? Перейду эту грань? Это тоже лезвие бритвы. Два мира по разным его сторонам. Один — оптимистический, радостный, полный забот, тревог, волнений, в общем — нормальный человеческий. Другой — тьма, обиды, разные комплексы, подозрительность. Какая моя сторона?»
Здесь мы сталкиваемся со стереотипами мышления, типичными для интеллигенции шестидесятых—семидесятых годов. В первую очередь за счет подавления сексуальной и эмоциональной сферу них обнаруживалось явное доминирование интеллекта, то есть головы над сердцем и телом. Отчасти это было данью моде, отчасти — уступкой среде, в которой социальный престиж во многом определялся уровнем интеллекта, и интеллектуальные изыскания в области философии вкупе с размышлениями над абсурдными с точки зрения логики и здравого смысла вопросами типа «Спасет ли красота мир?», «Имеет ли жизнь смысл?», «Существует ли высшая справедливость?», «Что было раньше — яйцо или курица?» были признаком высокого умственного развития и хорошего тона.
Сексуальная энергия у них в основном сублимировалась при чтении книг, особенно тех, в которых умствование сочеталось с высоким эмоциональным страданием и накалом.
Одним из любимых героев того периода был князь Мышкин, болезненные переживания которого были столь хорошо описаны Достоевским, что читатели впитывали в себя его мировоззрение вместе с оргазмическими потоками, возникавшими при сопереживании сценам страсти, безумных страданий, внутренних противоречий и смерти.
В моде было приводящее к сходным результатам творчество писателей-экзистенциалистов, также причинявшее достаточно вреда нормальному развитию человеческой психики,
В результате стереотипом поведения интеллигентного человека стала склонность к глубоким внутренним переживаниям в сочетании с интеллектуализированием и философствованием над неразрешимыми и не имеющими однозначного ответа вопросами.
Во всем дневнике Гали красной нитью проходит неспособность жить настоящим моментом, получать удовольствие от окружающего мира, который, в ее воображении, мы находим разделенным на две половины — мир радости и мир тьмы. Не обращая внимания на реальный мир, окружающий ее в настоящий момент и не несущий в себе никакой угрозы, она предается размышлению над вопросами, не имеющими однозначного ответа, и потому совершенно бессмысленными: «Какой он будет? Буду ли я? Перейду ли эту грань? Это тоже лезвие бритвы».