Центральные магистрали города — Сталиналлея, Берзаринштрассе, Димитровштрассе, Шенхаузераллея — были засыпаны цветами. Машины пробирались по ковру живых цветов.
Окна многоэтажных домов были распахнуты настежь, и в каждом окне — счастливые человеческие лица. Масса людей с балконов приветствовала нас. Пароходы на Шпрее и вое паровозы на железных дорогах, пересекающих город, приветствовали советских людей сиренами и гудками.
1 сентября стало праздником в Берлине. Школьники оставив ли свои парты, чтобы увидеть советского космонавта. Дети в ГДР учат русский язык, самодельные плакаты у них в руках, написанные ровным, почти каллиграфическим почерком, вызывали добрые улыбки: «Мы все хотим побывать на Луне», «До встречи на Марсе», «Дружба», «Москва — Берлин».
На улицах звучала песня, несколько дней назад сложенная в честь советских космонавтов. Ее распевали светлоголовые юноши и девушки в ярко-синих блузах — члены Союза свободной немецкой молодежи.
Среди встречавших находился и девяностолетний «дедушка Герне» из местечка Штельн, как его ласково называют в республике, — свидетель первого полета немецкого пионера воздухоплавания Отто Лилиенталя, летавшего на самодельных крыльях семьдесят лет назад.
Проезжая через Берлин, я невольно думал, что все улицы, по которым двигался кортеж машин, были когда-то передовой линией фронта. Не верилось, что полтора десятилетия назад в этом городе не оставалось почти ни одного целого дома.
Через несколько часов я был принят товарищем Вальтером Ульбрихтом. Между нами состоялась дружеская беседа, в ней приняли участие немецкие ученые.
В конце встречи Вальтер Ульбрихт прикрепил мне на грудь высшую награду республики — орден Карла Маркса.
В ответном слове я сказал, что награда эта принадлежит тем, кто строит советские космические корабли, и тем, кто летал и будет летать на них.
Товарищ Вальтер Ульбрихт напомнил, что все лето в Берлине лили холодные дожди, а небо было затянуто мрачными тучами; сегодня выдался теплый, солнечный день, и берлинцы говорят:
— Советский космонавт привез нам из Москвы хорошую погоду.
Поздно ночью я лег в прохладную постель. Было тихо. В распахнутое окно заглядывало дерево, освещенное серебристым сиянием луны. Пахло влажной землей и какими-то незнакомыми цветами. Несколько минут я думал о своем полете в космос. Полет был самым сильным впечатлением в моей жизни. Порыв ветра, залетевший в комнату, надул гардину, как парус. Я поплыл под этим парусом и уснул. Проснулся, как всегда, рано. Вышел на улицу. Первое впечатление от Берлина: город цвел, как сад, расцвеченный флагами Советского Союза, Германской Демократической Республики, радужной гаммой национальных флагов всех стран социалистического лагеря.
Утром наша делегация посетила завод электроаппаратов. Мы прошли по всем цехам. Директор завода Гельмут Римаш рассказал о производственных достижениях коллектива, о том, что завод поставляет в Советский Союз оборудование для цементной промышленности и прокатных станов. Рабочие завода подарили мне пылесос.
— Чистить космическую пыль, — шутливо сказал секретарь парторганизации Вальтер Вагнер.
На вместительном, как стадион, заводском дворе, с четырех сторон окруженном пятиэтажными стенами цехов и до отказа заполненном рабочими, состоялся митинг.
— Весь немецкий рабочий класс равняется на Юрия Гагарина. В республике много гагаринских бригад. Теперь одна за другой возникают бригады имени Титова. Советская космическая ракета стала символом движения вперед для строителей новой Германии, — сказал начальник цеха переключателей инженер Герхард Торн. — Наш заводской митинг — живое свидетельство безграничной любви немецкого рабочего класса к Социалистической единой партии Германии. Никогда еще партия и народ не были так сплочены и едины, как в эти дни, когда Западную Германию трясет лихорадка военных приготовлений, когда дурман реванша пьянит легковесные головы по ту сторону границы, когда до нас доносится лязг американских танков, передвигающихся по улицам Западного Берлина.
На трибуну, украшенную живыми цветами, поднялась женщина — мастер Элли Нучан.
— Мой сын — танкист Национальной народной армии. Он — моя материнская гордость так же, как армия на границе гордость всего народа. Эс лебе геноссе Титов! — так закончила она свое краткое выступление, и десять тысяч голосов, как один человек, повторили: