«Каким-то он будет в воздухе?» — думали мы.
Плотно сбитый брюнет, с неторопливой походкой и густым басом, Гуменников говорил спокойно, властно, будто, как образно заметил кто-то из нас, посылая патроны в канал ствола. Он никогда не выказывал своей нервозности, даже если в душе у него бушевала буря, вызванная ошибками курсанта. Дисциплину, порядок во всём он считал первейшим делом. Он, конечно, был прав: авиация не терпит расхлябанности.
Помнится, как-то раз, то ли в знак какого-то внутреннего протеста против инструктора, всегда появлявшегося перед нами в хорошо отутюженных брюках и тужурке, в начищенной до зеркального блеска обуви, то ли из-за мальчишеского желания побравировать перед ним своей неряшливостью, двое курсантов явились на занятия в помятых гимнастёрках, с подворотничками не первой свежести. Валерий Иванович пристально оглядел их и спокойным тоном тут же объявил им взыскание.
— Знаю, — сказал он,— надеетесь, что, мол, в воздухе себя покажем. Не стройте иллюзий. Есть в вас внутренняя собранность, аккуратность, приверженность к порядку на земле — такими будете и в воздухе. Нет этого — в полёте делать нечего. Везде и во всём нужна дисциплина, а в полёте на боевой машине — особенно. Привыкайте идти в ногу с первого шага.
Сказал, как отрубил. Он редко увлекался наполовину. Если что-нибудь захватывало его, то уж всего целиком. И мы все хорошо поняли его. Как на земле, так и в воздухе он был неотступно требователен. Его не устраивала никакая посредственность. Если уж что делать — только хорошо, надёжно, прочно. Летишь, бывало, в зону с ним, выполняешь фигуры пилотажа — кажется, всё идёт хорошо. Но инструктор недоволен.
— Надо летать чище, красивее, — требует он и, взяв управление, начинает пилотировать. — Смотрите!
Снова и снова приходилось повторять фигуру, пока не получалось так, как требовал инструктор.
Другим моим инструктором при обучении полётам на «МИГах» был капитан Станислав Иванович Коротков — человек невысокого роста, с рыжеватыми волосами и доброй, открытой улыбкой. Он считался одним из лучших методистов училища, никогда не судил поспешно о людях, изучал их с пристрастием и тактом. Он глубоко мыслил и тонко чувствовал, умел говорить с нами, курсантами, ещё не искушёнными в жизни, как равный с равным. Мы его любили и доверялись, как самому близкому человеку.
Я очень многим обязан Станиславу Ивановичу Короткову. В лётной учёбе бывали случаи, когда некоторые курсанты допускали серьёзные ошибки. Станислав Иванович помогал им исправлять промахи. У нас с ним состоялся большой и памятный разговор «по душам», который много открыл мне о самом себе, о своём характере. Главное для человека, говорил Коротков, — научиться бороться с самим собой, безжалостно вытравлять из себя всякую накипь, добиваться свечения души.
— Верить! Верить в себя и в других, — советовал мне Станислав Иванович, — но не слепо, а осмысленно. И тогда твои силы удесятерятся.
Последнее лето нашей учёбы было особенно напряжённым. Мы летали в зону, по маршрутам, вели учебные воздушные бои, стреляли и по-настоящему прочувствовали, какая великолепная машина реактивный истребитель.
При околозвуковых скоростях возникали большие перегрузки. Они утомляют лётчика. Те курсанты, которые раньше недооценивали спорт, теперь убедились, насколько он важен для лётчиков. Некоторые просто не выдерживали нагрузки лётного дня. Но таких были единицы. Большинство из нас усиленно занималось спортом — на гимнастических снарядах, играли в волейбол, футбол. В результате у многих в выпускной характеристике было записано: «Максимальную нагрузку лётного дня переносит легко».
Наше пребывание в училище подходило к концу. На редкость щедрое лето было на исходе. Мы загорели, лица наши обветрились, все мы как-то возмужали. Ещё бы! С каждым днём каждый из нас подходил всё ближе и ближе к заветному рубежу — выпускным экзаменам, которые дадут нам путёвку в самостоятельную жизнь, жизнь военного лётчика, защитника Родины.
И вот экзамены сданы! Это было крупнейшее событие в моей жизни. Нас, курсантов, собрал командир эскадрильи, объявил итоги экзаменов по теоретическим дисциплинам и оценки по нашей лётной подготовке.
— Курсант Титов, — услышал я свою фамилию, — по всем теоретическим дисциплинам получил отличные оценки. Пилотирование в зоне — отлично, стрельба — отлично, воздушный бой — отлично.
Мне, признаться, несколько неловко было стоять по команде «смирно» среди своих товарищей и слышать такую похвалу. Но вместе с тем приятно было сознавать, что годы, проведённые в напряжённой учёбе, не прошли даром.