Поэтому-то мы с Пашей предпочли согласиться с предложением посетить вич-доктора. Дело в том, что в лагерь к нам пришел темнокожий мальчик, лет двенадцати, по имени Винсент. На прекрасном английском языке он предложил, за пять долларов с носа, сводить желающих в горную деревню к местному знахарю-шаману, или вич-доктору, как зовут здесь таких людей.
Около часа прошли мы по горной тропинке, петляющей среди леса, пока не оказались в глухой деревеньке, состоящей из четырех тростниковых хижин, прилепившихся у крутого обрыва. Шаман где-то медитировал в лесу, и его уже ждал деревенский мальчуган, повредивший себе руку. Один из местных мужчин взял большой барабан и принялся боем вызывать шамана в деревню. Я тем временем осмотрел руку мальчишки. Налицо имелся перелом костей предплечья, и мне пришлось шинировать его какими-то подручными палками и тряпками. Сигнальный барабан гудел не менее получаса, пока из леса не показался, наконец, высокий худой старик, лет семидесяти, иссохший и морщинистый как мумия. Одет он был в потрепанную козлиную шкуру, а голова была покрыта высоким тюрбаном из пестрой ткани. Узнав причину, по которой его побеспокоили, он велел нам подождать и, бросив на землю свою котомку, занялся поврежденной рукой мальчика. Сняв с нее все, что я с трудом нагородил, он принес из своей хижины деревянную миску с каким-то белым порошком. Винсент тихо сообщил нам, что это толченая кость гиены. Шаман смешал порошок с соком какого-то растения, до образования кашицы. Оторвав полосу материи, он смочил ее в этой кашице и затем забинтовал ею поврежденную руку. Затем он занялся своей котомкой, вытряхнув из нее пучки каких-то трав и корней. Присев на камень у хижины, он удалил с них остатки земли, затем ободрал веточки и разложил отдельными кучками корешки, травы, листья и семенные коробочки. Каждую из этих кучек он завернул в ветхую тряпочку, завязал и подвесил под стреху своей хижины. Какие-то крупные корни знахарь надрезал в нескольких местах, сложил в полотняный мешочек и стал давить и толочь их между двумя камнями. Периодически он мыл эти камни в плошке с водой, а потом замочил там и весь мешочек. Тем временем мальчик с забинтованной рукой вновь попался мне на глаза. Подозвав его знаком, я осмотрел повязку, сделанную шаманом. К великому моему удивлению, она уже высохла, превратившись в легкий, гладкий и твердый футляр, хотя прошло не более пятнадцати минут. Фиксация руки была идеальной, и я стал серьезно присматриваться к тому, что делал лесной лекарь.
Бросив в плошку с замоченным корнем круглый зеленоватый камешек, он поставил ее на солнце и что-то пробормотал. Мы, общаясь с шаманом через Винсента, спросили ею о назначении данного снадобья. Старик ответил, что еще неделю будет готовить из него зелье, с помощью которого сможет летать по воздуху, чтобы найти и уничтожить того врага, который недавно отравил воду в лесном озере. Винсент подтвердил, что в озере действительно стали травиться животные и что шаман уже несколько раз улетал на несколько дней в поисках вредителя.
Мы спросили шамана, может ли он показать нам, как он общается с духами? Старик ответил утвердительно, взяв с нас за это зрелище по два доллара. Он снял с себя козлиную шкуру и, оставшись в набедренной повязке, стал готовиться к сеансу черной африканской магии. Натерев свое тело каким-то коричневым порошком, шаман сначала им же намазал нам лбы, а потом дал глиняную плошку со скользкой и холодной белесоватой кашицей, велев нанести ее на виски. Смесь эта имела кисловатый запах и стала довольно быстро высыхать, стягивая к затылку кожу головы. Затем нам была дана другая плошка, в которой курился пучок рыжеватой травы. Нам было предложено вдыхать по очереди тонкую струйку зеленоватого дыма, тянущуюся из плошки, и стараться ни о чем не думать…
Сам же шаман повесил себе на пояс сначала одну связку, состоящую из металлических и деревянных побрякушек, величиной с консервную банку каждая, а затем, поверх первой, нацепил связку с побрякушками поменьше. На свои лодыжки и запястья он прицепил черные, белые и красные бусы, вперемешку с маленькими колокольчиками. На голову старик надвинул большую шапку-папаху, сшитую из хвостов шакала. Затем он снял со своей шеи небольшой мешочек-кисет и высыпал оттуда себе на ладонь зеленовато-коричневые, похожие на спитый чай листики. Набив ими короткую глиняную трубку, он подпалил угольком содержимое и сделал несколько глубоких затяжек…
Через минуту он отбросил трубку в сторону и вышел в центральный круг деревенской поляны, обозначенный черепами каких-то животных, держа в руках изогнутый посох. Внезапно раздался рокот барабанов. Это три полуголых нефа начали отбивать бешеный ритм на высоких барабанах, зажав их между бедрами. Старый шаман сначала медленно раскачивался, что-то бормоча, а затем издал резкий высокий крик, подпрыгнул на месте и вдруг бешено закрутил своим тазом. Побрякушки и бубенцы вокруг его талии разлетелись в стороны и стали издавать страшный звон и треск. Несколько женщин, сидящих у костра на краю поляны, бросили в огонь охапку красноватой травы. Повалил густой дым с запахом вяленого мяса, и женщины запели, стуча деревянными дощечками друг о друга.
Я чувствовал, как лицо мое стало тяжелеть, а внутри головы начало разливаться необычайное тепло. Собственное дыхание стало жечь мне ноздри холодным жаром, будто куском льда. Всякие мысли в голове исчезли окончательно, оставив лишь ощущение полного счастья. Я видел, что все вокруг меня пели, тогда запел и я, произнося неведомые мне звуки. Песня становилась все более неистовой, и я лихорадочно старался поспевать за ней, останавливаясь лишь на секунды, чтобы перевести дыхание. Мне казалось, что песня вытекает сама по себе через открытый рот откуда-то из глубины моего тела, заставляя его вибрировать. В то же время, сознание мое оставалось абсолютно ясным, позволяя четко осознавать происходящее глазами постороннего наблюдателя.
Продолжали грохотать барабаны, вертелся в бешеной пляске старик-шаман, выкрикивая что-то в сторону невидимого врага. Все части его тела двигались как бы самостоятельно и независимо друг от друга. Они как будто болтались в воздухе, подвешенные на прозрачных нитях. Его лицо я видел, как через водную пелену. Оно то было широким и круглым, то становилось совсем узким, колыхаясь и расплющиваясь под водяными струями, будто текущими сквозь его голову. Гигантская линза показывала мне то дно его огромного глаза, то заросли волос в ноздре, то красный ком распухающего языка, то лабиринты уха… Какой-то желтый свет окружил всю его фигуру неярким мерцанием и затем стал наплывать и на меня…
Не знаю, сколько времени все это продолжалось. Помню только, как в глазах шамана стала колыхаться кровь, синие вены на его висках набухли и отстранились от головы, а изо рта потекла широкая полоса густой белой пены… Внезапно, протянув к небу руки, он издал дикий стон и как подкошенный рухнул на землю. Тотчас потемнело в глазах и у меня…
Очнулся я от приятного запаха какой-то травы, которую у моего носа держал Винсент. В голове, как и во всем теле, ощущалась необычайная легкость и свежесть. Приподнявшись с земли, я увидел недалеко от себя Пашу, которого пробуждал один из барабанщиков. Поймав мой взгляд, он проговорил: «Ё-мое» и улыбнулся, как счастливый ребенок.
Винсент сказал, что вич-доктор ждет нас в своей хижине, и мы поспешили к старику. Тот сидел на земляном полу своей хижины, набросив на плечи старую козлиную шкуру, в окружении скляночек, баночек, мешочков и коробочек с известным одному ему содержимым. Тростниковые стены его лачуги были увешаны пучками трав и кореньев, высохшими телами жаб, змей и каких-то насекомых.
Я спросил старика, общался ли он с духами и что те сказали про меня. Правильно ли я живу на этом свете? На те ли дела растрачиваю жизнь? Какая цель поставлена передо мной Создателем? Верна ли моя дорога?
Шаман ответил, что духи благословили меня, как человека, идущего по тропе познания мира, но они не в состоянии ответить на эти вопросы. Он сказал, что такие вопросы не задают словами. Надо чаще спрашивать их сердцем и тогда обязательно услышишь ответ в глубине своей души…