Действительно, говоря о сооружении при содействии Советского Союза завода в Артвине, было бы неправильно сводить все дело к его роли в развитии деревообрабатывающей промышленности. Завод приобретает особое значение в связи со спецификой восточных районов Турции. Об этом нам не раз приходилось слышать в Анкаре и теперь самим на месте убеждаться в этом. Дело в том, что восточные районы экономически наименее развиты в Турции. Промышленность здесь представлена в основном мелкими предприятиями полукустарного типа. Весьма слаба энергетическая база, плохо развит транспорт. Завод древесноволокнистых плит невелик по размеру, однако в здешних условиях он станет крупнейшим промышленным предприятием. Его сооружение влечет за собой целый комплекс других строительных работ. Новому заводу нужна энергия, и по диким горам зашагали мачты для проводов высокого напряжения. Строится линия электропередачи от Хопы до Артвина, мы видели ее почти законченной. Завод, как говорили нам в Артвине, заставляет увеличить добычу леса, а это связано с необходимостью механизации лесоразработок. Раньше мирились с тем, что единственная автомобильная дорога, связывающая Артвин с Черноморским побережьем, находится в плохом состоянии. Теперь на повестку дня поставлен вопрос о ее реконструкции. Строительство линии электропередачи и реконструкция дороги создают предпосылки для дальнейшего промышленного развития. Господин Догру говорил нам, в частности, что в Артвинском вилайете, возможно, будет построена бумажная фабрика.
Отсталость восточных районов Турции приобрела настолько явный характер, что турецкие государственные организации, в частности Госплан, вынуждены специально заниматься разработкой комплексных мероприятий по развитию этих районов. Однако осуществление таких мероприятий наталкивается на недостаточность экономических и технических возможностей. Поэтому содействие Советского Союза в строительстве завода в Артвине приобретает особое значение, так как способствует решению важной задачи — преодоления экономической отсталости востока страны.
Вечером, после беседы с начальником управления лесного хозяйства, нас пригласили в местный клуб. Артвин — затерянный в горах уголок, развлечений здесь мало. Поэтому, чтобы скоротать долгие зимние вечера, местные чиновники, интеллигенты, деловые люди собираются в клубе. Помещение клуба довольно просторное. В главном зале — столики, диваны. Есть бар со стойкой. Правда, как мне объяснили, бармен появляется здесь только по праздникам, в остальные дни собравшиеся обходятся без горячительных напитков. Жарко горит древесный уголь в чугунных печурках, при помощи которых здесь отапливают все помещения. В зале одни мужчины: все-таки чувствуется Восток. В обычные дни женщин в клубе не бывает. Мужчины беседуют, играют в карты. По праздникам здесь собираются семьями. У завсегдатаев еще свежи в памяти воспоминания о недавней встрече Нового года, которая была организована в клубе и прошла, как говорят, очень весело.
Мы вновь беседуем с господином Догру и сотрудниками его управления. К нам подсаживается полковник, начальник местного гарнизона. Он интересуется гостями из Москвы: ведь не так часто они сюда заезжают, хотя до Советского Союза — рукой подать. Полковник — пожилой мужчина, с сединой на висках, но глаза у него молодые, живые, с хитринкой. Он осведомляется, как идет строительство завода, когда оно будет завершено. Теперь в городе все этим интересуются.
После традиционного чаепития выходим из клуба вместе с Шефиком Ногутом и тремя молодыми инженерами с лесоразработок. Наши новые знакомые предлагают поужинать вместе, и мы охотно принимаем приглашение. Нас ведут в небольшой ресторан, который, кажется, повис на уступе скалы. Уже давно стемнело, и снизу доносится рев Чороха, да мерцают огни стройки. Завязывается удивительно непринужденная и теплая беседа. Я никогда не думал, что именно здесь, на крайнем востоке Турции, можно встретить столько искреннего дружелюбия. Наши молодые собеседники рассказывают о своей работе, о ее трудностях, связанных с бездорожьем и дикостью здешних краев. Никакой настороженности или скованности! Турецкие инженеры прямо говорили, что они приветствуют сотрудничество с Советским Союзом и дружбу между нашими народами.
Один день в Трабзоне
Восточный Тавр
На следующий день ранним утром на том же «додже» тронулись в обратный путь. Вместе с нами едет и Шефик Ногут, которого вызвали в министерство лесного хозяйства. Дорога та же, но как все преобразилось под лучами яркого солнца! Ослепительно блестят снежные вершины. Мысленно сравниваю здешний пейзаж с южным хребтом Торос. Впечатление такое, что здесь горы более могучие и более суровые. Первые дни марта, но весна уже чувствуется. На деревьях свежие ярко-зеленые листочки. Первые цветы распустились на пригретых солнышком пригорках. Везде бурлят ручьи — началось таяние снегов. Это видно и по Чороху, вдоль которого мы едем. Река вздулась, вода ее сделалась коричневой. Чорох впадает в Черное море уже на территории Советского Союза, и местные жители шутят: «Река уносит к вам плодородную почву».
Крестьянам здесь приходится туго, и дело, разумеется, не в бурном нраве реки. На нашем пути встречаются селения, в которых все говорит о бедности. На склонах гор лепятся крохотные клочки обработанной земли. Здесь трудно применить сельскохозяйственную технику, даже если бы она и была. В одной из деревень нам встретилась молодая женщина. Завидев машину и незнакомых мужчин в ней, она быстрым привычным движением закрыла лицо платком, оставив открытыми только глаза. В других местах Турции я этого не замечал.
В Трабзоне прощаемся с Шефиком Ногутом. Он продолжает свой путь в Анкару. Мы же остаемся до следующего дня в Трабзоне. Шофер везет нас в город к отелю со звучным названием «Бенли палас». Там мы останавливаемся. В путеводителе по городу отель этот стоит на первом месте, однако номера в нем оставляют желать лучшего. Спустя некоторое время раздается стук в дверь, и ко мне в номер входит молодой человек. которого мы видели внизу, за стойкой дежурного администратора. Он протягивает две анкеты и просит их заполнить. Я спрашиваю, зачем заполнять две совершенно одинаковые анкеты. Парень не стесняясь отвечает: «Одну — нам, а другую — для полиции». Затем, ткнув пальцем в графу «путь следования», он поясняет: «Укажите здесь, что вы едете из Артвина в Анкару». Я, естественно, удивлен: «Откуда вы знаете наш маршрут?». Парень ухмыляется: «Мы не только маршрут знаем, но и номер машины, на которой вы ехали», и показывает мне при этом свою ладонь, на которой химическим карандашом выведен номер нашего «доджа». Да, недреманное око полиции начеку!
Немного отдохнув, вечером выходим побродить по городу. Он довольно большой. Самсун и Трабзон — самые крупные города в восточной части Черноморского побережья Турции. В центре города — магазины с ярко освещенными витринами, кинотеатры, кафе и кондитерские. Как и в других городах Турции, много торговцев с тележками, на которых соблазнительно разложены сладости и орехи. Постепенно удаляемся от центра и по какой-то полутемной улице спускаемся к морю. Набережная здесь широкая, аккуратно выложенная цветными плитками. Летом здесь, наверное, собираются толпы гуляющих. А сейчас тихо, пустынно, лишь морской прибой шумит в огромных валунах. Здесь, на набережной, пятьдесят лет назад в историю города реакционерами была вписана мрачная страница. Зимой 1921 года шестнадцать турецких коммунистов во главе с Мустафой Субхи ехали через Трабзон в Анкару. Они были воодушевлены желанием принять участие в национально-освободительной войне, которую их народ вел тогда против империалистических держав, чтобы построить затем новую, свободную жизнь. Но путь их оборвался в Трабзоне. Где-то на этой набережной холодной ночью озверевшие фанатики посадили Мустафу Субхи и его товарищей в лодки, вывезли в море и там убили…