Разговоры об этом не были беспочвенными. Дело в том, что в отличие от Партии справедливости (а до нее — Демократической партии) Народно-республиканская партия стояла гораздо ближе к военным. Ее основателем был К. Ататюрк — вождь национально-освободительного движения, а в прошлом — генерал турецкой армии. Сменивший К- Ататюрка на посту лидера партии И. Иненю был также генералом турецкой армии и активным участником национально-освободительного движения. Вполне понятно в связи с этим, что военная интеллигенция — офицеры — чувствовали уважение к Народно-республиканской партии и ее руководящим деятелям.
С другой стороны, офицеры не скрывали своей неприязни к крупной буржуазии, объединившейся вокруг Демократической партии, а затем Партии справедливости. Офицерское жалование было мало, и они с ненавистью смотрели на нуворишей — купцов и ростовщиков, швырявших деньгами и упивавшихся своим богатством. Для офицеров, в основном выходцев из малоимущих, средних слоев населения, все это было как бы предательством идей и принципов Кемаля Ататюрка, на которых они воспитывались.
Неприязнь эта была взаимной — разбогатевшие торговцы и промышленники платили офицерам тем же. В связи с этим бывший майор Генерального штаба Авни Эльэвли в своих мемуарах о перевороте 1960 года, участником которого он был, рассказывал такой случай. Будучи в Измире, он посетил там знаменитую ярмарку, а затем зашел в находившееся там же «газино» (так иногда в Турции называют рестораны). Увидев свободное место за одним из столиков, он подошел туда, и, попросив разрешения у двух уже сидевших за ним посетителей, сел. Одет он был в штатское платье. Из разговора посетителей он понял, что это старые знакомые, встретившиеся после долгого перерыва.
«Чем ты сейчас занимаешься? — спросил один из них. — Я слышал, твои дела пошли в гору».
Его изрядно подвыпивший собеседник ответил: «Да, я разбогател на торговле. И скажу тебе по секрету, немалый доход мне приносит торговля… женщинами».
«Но это же грязное, бесчестное дело», — задохнулся от негодования первый.
Второй реагировал довольно спокойно. Он вынул из кармана золотой «паркер», вырвал из записной книжки листок бумаги, написал что-то на нем и промолвил: «Вот я записал здесь нелестные слова, которые ты только что произнес. А теперь смотри дальше». И, вынув из внутреннего кармана пиджака пухлую пачку тысячелировых ассигнаций, он сунул между ними листок бумаги. Затем, обратившись к автору мемуаров, он спросил: «Что вы видите перед собой, эфенди?».
«Пачку тысячелировых», — ответил тот. После этого, обратившись к своему собеседнику, богатый торговец назидательно сказал: «Вот видишь! Там, где говорят деньги, правда молчит! В наше время все покрывается деньгами». И, небрежным кивком подозвав гарсона, который как завороженный смотрел на пачку денег, приказал ему: «Еще бутылку ракы!» (Так в Турции называют виноградную водку). Тот стремглав бросился выполнять заказ.
«А теперь взгляните туда, — и торговец показал на один из столиков, за которым сидели трое офицеров. — Смотрите, какой убогий у них стол. На нем почти ничего нет. И официанты не обращают на господ офицеров никакого внимания, потому что знают, что кошелек у них тощ».
К концу 50-х годов взаимная ненависть между офицерством и режимом Дж. Баяра — А. Мендереса достигла большой остроты. А. Мендерес, чувствуя это, не раз в своих выступлениях обещал «взяться за армию» и «поубавить спеси гордому офицерству». Однако получилось, как известно, наоборот. Военные свергли правительство Мендереса. Сам он был казнен, руководство Демократической партии посажено в тюрьмы, а партия запрещена.
Военный переворот не привел к коренным изменениям. В конце концов власть оказалась в руках Партии справедливости — преемницы ДП. Новая партия унаследовала от своей предшественницы враждебное отношение к армии. Взаимная неприязнь между офицерами и толстосумами продолжалась.
Во время пребывания в Турции мне не раз приходилось самому замечать ее. Вспоминается, например, такой случай. Время от времени я делал покупки в располагавшихся рядом трех магазинах — бакалейном, овощном и мясном. Надо сказать, что цены на мясо поднимались в Турции особенно ощутимо. Если овощи, фрукты еще более или менее доступны, то мясо сейчас может покупать ежедневно далеко не каждая семья.
На стене в мясной лавке висела черная грифельная дощечка, где хозяин каждое утро проставлял мелом цены на мясо. А они росли на глазах — цифры на дощечке менялись почти каждую неделю. Однажды, зайдя в магазин, я увидел средних лет офицера, который тоже пришел за покупками. Как раз в этот день мясо опять вздорожало. Увидев новые цифры на дощечке, офицер громко и возмущенно стал говорить хозяину магазина, что это безобразие, грабеж населения. Хозяин, который знал меня в лицо и то, что я приехал из Советского Союза, заволновался, его глазки беспокойно перебегали с офицера на меня и обратно. А тот продолжал возмущаться непрерывным ростом цен и в самых резких выражениях ругал правительство и тех, кто наживается на эксплуатации народа. Сценка эта была очень показательна. Это была политика не на страницах газет, а наяву, в самой жизни.
Вспоминается и другой случай. Однажды мне пришлось ехать в машине с одним турецким бизнесменом. Неожиданно сзади раздался требовательный сигнал, и нас обогнал таксомотор, в котором сидел полковник турецкой армии. Наш шофер что-то недовольно пробурчал. На это мой спутник с иронией и явным недоброжелательством заметил: «Чего ты ворчишь! Уступи дорогу. Ты же видишь, кто едет. Подчиняйся звездам на погонах!».
В 60-е годы положение, правда, несколько изменилось. Руководство Партии справедливости, учитывая печальный опыт своих предшественников, пыталось во что бы то ни стало «приручить» армию. Было повышено жалование офицерам. Создавались благоприятные условия для развертывания деятельности Армейского общества взаимопомощи. Приобщая военных к предпринимательству, руководители Партии справедливости стремились как-то притушить давнюю их вражду к крупной буржуазии.
Зная об определенных симпатиях к НРП в армейских кругах, Партия справедливости стремилась бороться с этим. Ряд сторонников НРП и лично И. Иненю были постепенно уволены из армии. При С. Демиреле на многие командные посты была выдвинута молодая плеяда высших офицеров, отнюдь не поддерживающих НРП.
Все эти меры лишь частично способствовали осуществлению поставленной Партией справедливости цели. Лишь часть генералитета турецкой армии обогатилась на предпринимательской деятельности, сомкнулась фактически с крупной буржуазией и поддерживала Партию справедливости. Подчинить же целиком офицерский корпус своему влиянию правящей партии не удалось.
Все это объясняло, почему после меморандума в политических кругах Анкары были предположения, что военные сделают ставку на Народно-республиканскую партию. Однако этого не произошло. Угасли симпатии в массе офицеров к НРП, которую они отождествляли ранее в своем сознании с самим К. Ататюрком и его принципами. НРП довольно долго находилась у власти и имела все возможности доказать на деле свою верность этим принципам. Однако ее политика ненамного отличалась от политики Партии справедливости. Наряду с этим ослабли связи военного командования с Народно-республиканской партией.
Уже на следующий день стало ясно, что предсказания относительно возможности выдвижения кандидатуры И. Иненю на пост премьер-министра лишены оснований.
В первые дни после меморандума, когда еще не прояснились намерения военного командования, лидеры политических партий, естественно, говорили о том, что их больше всего волновало. Правые партии благодарили Аллаха за то, что генералы ограничились лишь требованием отставки правительства, никого не арестовали и не разогнали меджлис. Все партии, естественно, хотели немедленных выборов, чтобы армия отошла от политики, а им, наоборот, была предоставлена возможность заниматься ею.
При этом Партия справедливости втайне надеялась, что она, опираясь на связи с крупной буржуазией и, следовательно, на ее финансовые возможности, а также используя свою обычную демагогию об обеспечении процветания каждому, вновь сумеет собрать большинство голосов и занять ведущее место в парламенте. Таким образом, думали руководители ПС, будет еще раз продемонстрирована «воля нации» и тогда армия ничего уже не сможет сделать.