На лице рыцаря просияла ехидная улыбка. Впервые за долгое время Муса видел такую.
– Врешь!
Муса улыбнулся в ответ.
– Ну, стало быть, вру!
Хельмут долго вспоминал разные словечки из разных языков, которые слышал тут и там по миру. Муса не сразу, но всё-таки их вспоминал, переводил Хельмуту, потом добавлял ещё пару фразочек из того же языка. Господин рыцарь с каждым разом, как узнавал на слух разные наречия, удивлялся пуще прежнего. Мусу веселила его реакция. Впрочем, от обилия разных пришедших на память языков заболела голова. Старика начало клонить в сон.
– Послушай, – вдруг сказал Хельмут более серьёзным тоном, – последние четыре дня я постоянно наблюдал. Ни разу за это время день не сменился ночью, не говоря уже об этом тумане…
– Ну да, как я и сказал…
Хельмут не дал ему закончить.
– Я… я был в походе вообще-то. Возвращался из похода, если быть точным. Ранним утром угодили в туман. Дорога начала портиться, кривиться. И вот, не успел я опомниться, как оказался здесь. Не помню, чтобы расставался со своими товарищами, они просто… неужели… скажи, неужели таков загробный мир?
Всё те же вопросы. Поразительно, до чего люди похожи! Сколько раз Муса слышал одно и то же! На разных языках говорили ему разные слова, но смысл их всегда оставался один. Были в этих вопросах и скрытые угрозы, и откровенные мольбы; и знание, и незнание; и правда, и ложь. Задавали их непохожие друг на друга люди: рассыпающиеся от старости и совсем юные, мужчины и женщины, чёрные и белые, жёлтые и красные, дикие и цивилизованные, любые, каких только возможно и невозможно представить!
Всем им без исключения Муса всегда отвечал одинаково:
– Не знаю.
– То есть… как это?
– Я не знаю.
– Да будь ты проклят! Как это ты не знаешь? – Хельмут рванулся было к нему, да только сразу вскрикнул от боли и схватился за больную ногу. – Проклятье! Что за чертовщина! Неужели так выглядит ад?
Муса ничего не ответил. Ничего нового он сказать не мог. Повисла тишина. Только Хельмут охал и заново прилаживался к тому месту, с которого соскочил. Без особой надежды он спросил:
– Послушай, старик, а что ты знаешь?
Ну наконец-то. Задал первый правильный вопрос. Правда, в неправильный момент.
– Всему своё время. Какой смысл рассказывать тебе это сейчас, если потом ты будешь бесконечно спрашивать одни и те же вещи?
– Что за околесицу ты несёшь?
– Поверь, расскажу я тебе сейчас, расскажу потом: никакого спокойствия тебе это не принесёт.
– А я всё-таки спрошу.
Муса вздохнул.
– Ну, раз надо, то спрашивай.
– Ты не знаешь, – мертвы ли мы, так?
Муса кивнул.
– Но и не знаешь, – живы ли?
И снова кивок.
– Но ведь… но разве мёртвые страдают от ран? Разве мёртвые могут испытывать голод, усталость? Разве души наши не свободны теперь от всего мирского?
– Однажды, в этой самой пещере, я разговаривал об этом с одним мудрецом. – Жалкое враньё, но Мусе не хотелось говорить, что он забыл, от кого это услышал. – Мудрец сказал мне тогда: «Все мы входим в этот мир нагими, нетронутыми и в нечистотах, а выходим из него одетыми, покрытыми шрамами и также в нечистотах».
– Ничего глупее в жизни не слышал.
– Всему своё время, господин рыцарь, вы всё поймёте рано или поздно.
– Я хочу понять сейчас.
– Нет, довольно, я устал.
Устал уже очень-очень давно. Может быть, миллион таких разговоров назад. Глаза Мусы закрылись. Он тут же заснул. Как обычно, сон его не был спокойным.
– Проклятье! – Наверное, в десятый раз Хельмут выругался этим своим шелестяще-шипящим «scheiße».
– Давай! По шажочку, по шажочку! – Муса широко расставил руки, готовый поймать господина рыцаря, если тот не устоит на ногах.
– В бездну твои шажочки! – Мохнатые брови грозно сошлись над налитыми гневом глазами. Разросшаяся за последние недели красно-рыжая грива делала его похожим на льва. Грязный лоб покрылся легкой испариной, – Я больше не могу! Я устал!
Муса театрально насупился и упёр руки в бока.
– Эх, господин злюка, даже дети жалуются поменьше вашего! Как вы планируете выбраться из этого ущелья, если не можете пройти и десяти шагов? Или я вам так сильно понравился, что вы решили остаться здесь жить?
Ещё один обжигающий взгляд в сторону Мусы. Впрочем, эффект это возымело. Обеими руками опираясь о стену, Хельмут осторожно перенёс вес тела на больную ногу – та сразу же затряслась, как у дряхлого старика. Широкими жёлтыми зубами он что было сил закусил нижнюю губу и с громким выдохом сделал один короткий шаг.
– Всё… теперь точно всё! – Он тяжело дышал, одинокие капельки пота стекали со лба, терялись в кучерявых огненно-рыжих баках.