Выбрать главу

С этими словами он открыл саквояж и извлек грубо слепленную глиняную маску с зияющими отверстиями на месте глаз, рта и носа.

— Эту маску мне подарил один тибетский мудрец, далеко продвинувшийся в изучении потусторонних тайн. Она представляет собой слепок с его собственного лица. Он зарядил эту маску силою духа, после чего она смогла в определенных условиях оказывать воздействие на окружающих. Сейчас мы выключим свет, я пущу запись древнетибетских заклинаний, а вы поделитесь после своими ощущениями. Должен предупредить уважаемую аудиторию, что тем, кто не склонен доверять чарам темного порядка, лучше покинуть зал.

Ни один человек не покинул зал, свет был потушен, и профессор включил запись. Из динамика послышалось монотонное дребезжание басовой струны. Мелодия — бурятского или вроде него — происхождения леденила кровь. Вскоре послышалась тарабарщина. Загробный голос торжественно вещал на незнакомом языке о таинственных делах. Преобладали звонкие согласные, а слова большей частью были односложными. На маску направили прожектор, и казалось, будто это она сама говорит, освещенная призрачным бледным огнем.

Профессор наблюдал. Многие в зале пребывали в прострации, иные усиленно сморкались, третьи вращали головами и делали странные вычурные жесты. Один из операторов вдруг выронил видеокамеру и поспешил на выход, заливаясь слезами. Временами возникали очаги беспричинного хохота, возбуждение росло.

Процедура длилась около пяти минут. Наконец профессор остановил ленту, попросил зажечь свет и предложил слушателям высказать свои соображения.

Впечатления от сеанса были самые разные. Кто-то, захлебываясь, признался в том, что ощутил мощное тепловое излучение, кто-то не сумел совладать со слезами, кто-то видел ангелов, а кто-то — и хороводы чертей.

Профессор подвел итог.

— Все это, — сказал он, и глаза его жестко сузились, — была игра, чушь и околесица. Я позволил себе разыграть вас, чтобы вы на собственной шкуре смогли убедиться в смехотворности ваших воззрений. Никакого мудреца я не знаю, маску вылепил сам, а на пленку начитал бессмысленный набор звукосочетаний. Теперь вы видите…

Возмущенный рев покрыл его слова. Многие, вскочив, кричали: «Это бессовестно! Как вы смеете обманывать публику!» — и прочее в том же роде, что профессору было милее лавины аплодисментов.

— Не знаю, не знаю, — приговаривал он сытым голосом, укладывая саквояж. — Лекция окончена. Желаю всего наилучшего.

…Все эти события, изложение которых отняло у нас столько времени, пронеслись в сознании профессора за долю секунды. Теперь ему предстояло разделать гостя под орех, и лицо его волей-неволей утратило всякую трогательность. Он был готов к сражению.

— Нуте-с?

Ложечка дернулась, взбалтывая желток. Молодой человек поднял глаза.

— Видите ли, профессор… Все дело в том, что вы — неважно, какими мотивами вы руководствовались — произвели ряд действий. Этих действий никто до вас не совершал. Независимо от того, верите ли вы в сверхъестественные силы или нет, вы совершили вполне конкретные, осязаемые манипуляции: изготовили маску, погасили свет и выдали определенную информацию. Опять-таки неважно, была ли она изначально истинной…

— Люблю образованных молодых людей, — с удовольствием отметил профессор. — И с чем же вы, сударь мой, не согласны?

— Да знаете… — улыбнулся гость, пожимая плечами. — Несогласия как такового, может быть, и нет… Суть в другом. Вот вам пример: человек, испытывающий внутреннюю тягу к божеству, в конце концов изберет для себя ту религию, ту форму служения этому божеству, которая больше подходит ему лично. Возможно, это будет Христос, возможно — Магомет или Будда… Вы ведь как атеист согласны с этим?

— При условии отрицания мною божества как такового — конечно, — кивнул профессор, изучая собеседника.

— Отрицайте, кто же вам мешает… Но силы, силы-то, которые предрасполагают к поиску, — они вполне реальны. Им зачастую лишь не хватает формы… обители, в которой они могут успокоиться… Вот я, например, отношу себя к служителям противоположного, темного начала. Я, если вам будет угодно, сатанист…

— Весьма рад… — профессор заерзал в кресле.

Одно дело — обломать неврастеника, совсем другое — вразумить помешанного. Он машинально промокнул губы.

— Вы могли вкладывать в ваше детище сколь угодно большое количество идей, — продолжал гость, воодушевляясь. — Но вы, сами того не желая, создали нечто большее, нечто не бывшее до вас прежде… Я всегда с уважением относился к традиционным сатанинским обрядам — черным мессам, целованию козлиного зада и прочим вещам. Но это казалось как бы не моим… Форма не соответствовала моему внутреннему настрою. И вот я увидел вашу маску… — голос гостя задрожал. — Умоляю, профессор, отдайте ее мне! Тогда, в зале, я пережил, глядя на нее, чувство редкой гармонии. Имея ее в своем распоряжении, я мог бы вздохнуть свободно и полностью отдаться служению силам Тьмы. Мой идеал обрел единственно возможные для меня очертания… Видя вашу маску перед собой, я смогу беспрепятственно, в полном согласии с самим собой, осуществлять наши ритуалы… Прошу вас, отдайте… я встану на колени…