Боря — человек-анекдот, и не только по рассказам Гены Прашкевича. Я помню замечательную Борину фразу, сказанную им на торжественном закрытии одного из конвентов: «А сейчас все идем в бар, сядем и… поедем». Рассказывать он практически не умел, говорил всегда запинаясь, и не только по причине частой своей нетрезвости. Когда ему вручали премию «Странник» в 1995 году, он сказал, кивнув на портрет Мусоргского работы Крамского (дело происходило в петербургском Доме композиторов), примерно такую фразу: «Господа, надо бросать пить». В том смысле, что когда пьешь, ничего не доделываешь до конца.
Гена Прашкевич рассказывал, как Боря прилетел к нему в Новосибирск на 50-летие, сел за стол, выпил рюмку водки за здоровье именинника и тут же, не отходя от стола, заснул. Проснулся он на другое утро, за час или два до вылета самолета, на который у него заранее был куплен билет. И улетел обратно.
А еще Гена рассказывал, как Боря ночью, обычно часа в два или три, звонил ему из Киева в Новосибирск и спрашивал грустным голосом: «Гена, что дальше-то будем делать?». Гена долго молчал в ответ, ждал, когда набежит побольше денег за разговор, а потом отвечал таким же печальным голосом: «Спать, Боря, дальше мы будем спать».
Боря был человек мягкий, всем с Борей хотелось выпить, и он никому не мог отказать. Борю во гневе я видел всего лишь раз, на банкете по случаю «Странника», он в чем-то обвинял Лайка (киевского писателя и музыканта Александра Кисселя), и дело едва не кончилось дракой, их с Лайком потом разнимали.
Наверное, когда-нибудь стоит всем, кто Борю более-менее хорошо знал, собрать о нем побольше воспоминаний и напечатать все это, если не в книге, то хотя бы на интернетовском сайте. Я думаю, воспоминания не ограничатся совместными возлияниями, кто-то поговорит и о творчестве.
Последний Борин роман — я имею в виду «Эфиопа» — по блеску и мастерству, с которыми книга написана, нисколько не уступает вершинам мировой классики, созданным в этом жанре. Таким, как книга Рабле, Симплициссимус, Ильф и Петров с их великим Остапом Бендером. Я не знаю, успел ли Боря дописать роман об инспекторе Бел Аморе, над которым в последние дни работал, но очень хочется верить, что это так. Тогда мы опять прочитаем новую книгу Штерна. А это значит, что все-таки Боря жив, раз вышла его новая книга.
P.S. Начал перечитывать эти свои заметки, и сделалось немного не по себе. Большинства людей, упомянутых мною в тексте, уже нет в живых. Это, кроме самого Штерна и Александра Ивановича Шалимова, — Борис Миловидов, Сан Саныч Щербаков, Анатолий Федорович Бритиков, Виталий Иванович Бугров. Все они служили литературе, всех их мы хорошо знали. И всех их по-настоящему не хватает.
P.P.S. Два стихотворения:
ЕВАЛМЕР
Аврорская тайна Розвелла
Заштатное местечко Розвелл обрело мировую известность благодаря уникальному по своей значимости для уфологии явлению. Но мало кто знает, что загадочные события в Розвелле (США, штат Нью-Мексико) имели свой прецедент в Авроре (США, штат Техас, к востоку от Нью-Мексико).
19 апреля 1897 года (ровно за полвека до Розвелла) жители Авроры наблюдали полет над их селением странного объекта, который вполне могли бы назвать НЛО, если бы подобная аббревиатура существовала в конце XIX века. И только благодаря тут же объявившемуся в этих краях (точно с небес свалившемуся) мистеру Робертсону феномен НЛО не стерся в памяти потомков. Однако куда большую известность получил роман самого Моргана Робертсона «Тщетность». В романе он во всех деталях описал ажиотаж, предшествующий выходу в первое плавание гигантского лайнера, считавшегося непотопляемым судном. Писатель сделал особый акцент на наличие на его борту в числе пассажиров множества знаменитых людей. Робертсон также указал причину аварии (столкновение с ледяной горой), быстро переросшей в полномасштабную катастрофу из-за нераспорядительности капитана и нехватки на лайнере спасательных средств и даже дату (апрель месяц) этой катастрофы. В общем, дал вполне всеобъемлющую картину трагедии лайнера, опубликовав свой роман в 1898 году?! Годом позже пролета НЛО над Авророй и за 14 лет до гибели «Титаника». Единственное, в чем пророчествующий писатель допустил неточность, касалось названия лайнера. Вместо «Титаника», Робертсон почему-то упорно называл лайнер «Титаном». При этом писатель словно не прогнозировал далекое будущее, а старательно вспоминал далекое прошлое, теряя в памяти некоторые детали и обстоятельства грядущей катастрофы. Главная же мысль автора сводилась к вынесенной в само название романа тщетности любых попыток избежать той самой катастрофы, что была уготована судьбою еще не существовавшему в это время «Титанику».