Я перестал носить лапти после окончания первого курса. В августе 1946 года «по личному указанию И. В. Сталина» я был призван в Советскую Армию и направлен на учебу в Рязанское Краснознаменное пехотное училище имени К. Е. Ворошилова. За годы учебы в училище я плел лапти только во время отпусков, которые проводил в родном селе.
Картина Н. П. Богданова-Бельского «У дверей школы» (1897 год).
Было это в конце 60-х годов. Я проходил военную службу в городе Острове Псковской области. Край этот прославился тем, что здесь находятся места, связанные с жизнью и творчеством Александра Сергеевича Пушкина: Михайловское, Тригорское, восстановленное позднее Петровское, Пушкинские Горы, где на территории монастыря — могила поэта. Эти святые для каждого россиянина места привлекают множество паломников, особенно в день рождения Пушкина. Как ручейки и реки, стекаются люди по многочисленным тропинкам и дорожкам к знаменитой поляне в Михайловском, где на открытой эстраде выступают поэты, музыканты, певцы.
В пушкинские дни на Псковской земле бывали знаменитости, которых знала вся страна. Замечательный русский певец Иван Козловский, поэт Павел Антокольский, литературовед и великолепный рассказчик Ираклий Андроников были постоянными участниками этих праздников. И, конечно, нельзя было представить себе Музей-заповедник без его директора, Семена Степановича Гейченко, который был главным организатором и душой этих прекрасных культурных и патриотических торжественных сборов. И вот однажды мне довелось с ним встретиться.
Дело в том, что в эти годы я руководил Клубом интересных встреч в гарнизонном Доме офицеров. Вступить в него мог любой желающий — и военнослужащие, и члены их семей. Сначала на первых заседаниях нас было с десяток — полтора, но постепенно желающих становилось все больше и больше. Действительно, мы были счастливы от встреч с интересными людьми, чувствовали себя одухотворенными, переживая заново события их удивительной жизни. Мне, как президенту Клуба, было поручено организовывать и вести эти встречи в одном из залов Дома офицеров, куда приходили все желающие. Регулярно собирался актив нашего клуба, чтобы распределить обязанности по подготовке встречи: договориться с интересным человеком, сделать объявление, придумать, какой сувенир вручить почетному гостю. Большую помощь клубу оказывали начальник Дома офицеров и заведующая библиотекой. В связи с тем, что у нас не было никаких средств на проведение встреч, мы изобретали разные способы, чтобы сделать их по-настоящему интересными и волнующими и по-домашнему уютными. Многим было известно о моем умении плести различные изделия из лыка и ивового прута и меня частенько просили сплести пару лаптишек в подарок гостям клуба. Я старался эти заказы выполнять и плел лапотки из ивовой коры во всякое свободное время.
И вот на встрече с нами — долгожданный Семен Степанович Гейченко, директор Пушкинского музея-заповедника. Все встали и долго аплодировали ему. Он не спеша стал рассказывать о жизни и творчестве Пушкина и постепенно заворожил нас своим особенным, простым и точным народным говорком. А уж о некоторых неизвестных страницах жизни гения все слушали, затаив дыхание. Подошла встреча к концу, отгремели аплодисменты, и я вручил Семену Степановичу сверток с подарком. Он его развернул и воскликнул: «О, да ведь это лапти! Ты уж сплети лапти-то для музея, а то у нас в экспозиции нет их, да еще никак не отыщем бильярдные шары, которые держал в руках Александр Сергеевич. Да обноси лапти-то, чтобы они имели вид настоящей обувки!» Я перед лицом всех присутствующих дал слово Семену Степановичу, что сплету лапти из настоящего лыка, только потребуется время для его приобретения и есть затруднения с обнашиванием обуви, так как в наше время в лаптях не ходят. Семен Степанович отпустил в мой адрес какую-то похвалу, после чего мы расстались, а я с воодушевлением принялся за дело, не ожидая тех сложностей и препятствий, которые оказались потом на моем «творческом» пути.
Дело в том, что на Псковщине липа встречается лишь в парках и садах, а лыко заготавливают с молоденьких деревцев, растущих в лесу. Такие заросли липы есть в Мордовии, Пензенской и Рязанской областях, где мне в годы войны приходилось работать на заготовках леса. Пришлось обратиться к моему крестному, Афанасию Ивановичу Янкову, жителю поселка Пашково Земетчинского района Пензенской области. На первое письмо он ответил, что лапти теперь не носят и лыко не заготавливают. Во втором письме я подробно описал, для чего мне нужно лыко, и примерно через месяц получил посылку в виде большого фанерного ящика, наполненного каталками лыка со знакомым ароматом липового сока.
Оставалось сделать колодку на 45—46-й размеры, а инструменты — кочетыг и остро отточенный нож — были всегда в готовности.
Лапти получились на славу. Для полного комплекта необходимы были оборки и портянки для лета и онучи для зимы. На оборки пошел шпагат, свитый из пеньки, а портянками поделился из своих запасов.
Последняя трудность — как обносить лапти, чтобы исполнить просьбу Гейченко. Приближался Новый год, и моя жена, Елена Ивановна, и ее подруга, Антонина Афанасьевна, посоветовали мне выступить на бале-маскараде в костюме крестьянина, давних лет. Женщины изготовили зипун из старой шинели, шапку в виде стога, бороду из пакли. Обувшись в лапти, предстал я перед ними в этом костюме и пропел начало сусанинской арии: «Чуют правду!»
В Доме офицеров к встрече Нового года готовили призы за лучший костюм, за лучшее исполнение песен и танцев. На это празднество мы и отправились семьями.
В сумерках предновогодней ночи я шел по военному городку в своем одеянии, вызывая удивление. Поверх «экзотической» одежды с плеча свисал настоящий плетеный кошель, в руках — палка. Кошель был сплетен еще в войну и теперь, наполненный конфетами, пришелся кстати.
При моем появлении в зале смолкла музыка, кавалеры и дамы перестали танцевать, раздались аплодисменты, все стали меня поздравлять с Новым годом, шутить, а я угощал их конфетами из кошеля. На празднике я выиграл приз и обносил лапти — можно было ехать в Михайловское.
Вскоре после Нового года на машине моего сослуживца Серафима Ивановича Третьякова мы отправились в заповедник. Семен Степанович с благодарностью принял подарок и пригласил нас на очередное празднование дня рождения А. С. Пушкина…
Да, был бы жив мой отец, как бы дивился он тому, что мастерство плетухана пригодилось мне через столько лет, что лапти мои не где-нибудь — в музее самого Александра Сергеевича Пушкина! Такие вот истории из жизни старого плетухана из села Кермись Шацкого района Рязанской области.
Семилинейная керосиновая лампа — это лампа, фитиль которой по ширине равен семи линиям. Одна русская линия равна десяти точкам или 2,54 мм. Значит, ширина фитиля семилинейной лампы — примерно 18 мм.
Лыки (местное), лыко, лычки (уменьшительное) — кора молодой липы, содранная в период сокодвижения, примерно в мае — июне, имеющая вид трубки длиной около 3 м.
Цыновать лыки — разрезать каталку лыка на концы и затем очищать их от коры, скоблить.
Дежа — небольшая кадка для замешивания теста для хлеба, блинов, пирогов. Прикрывается холщовым покрывалом.
Вязать вслепую — то есть не глядя на изделие. В нашей местности — высшее мастерство вязания. Порой сопровождалось разговорами, песнями.
Каталка лычка — рулончик, свернутый из трубки лыка, свежесодранного или заранее заготовленного и размоченного.
Брандахлыстничать (местное) — бездельничать.
Плетухан (местное) — человек, умеющий плести лапти.
Уковыристый (местное) — плотно, добротно сплетенный лапоть.
Концы (местное) — полоски, нарезанные из каталки, имеющие ширину соответственно размеру лаптей и согнутые пополам. Лапти из пяти концов — пятерики, из семи — семерики и т. д.