Хотела воссоздать себя заново. Хотела получить ещё один шанс… Мой муж говорил, что ребёнок… это… Эм-м-м… Это буду не совсем я… Точнее, вовсе не я… Но… но моё желание было велико… Я хотела быть матерью самой себя. Вырастить собственное идеальное воплощение. Безупречная мать для совершенной дочери. Сумасбродные мысли… Возможно… Надо было остановиться. Но я не могла перестать думать об этом.
И потом тот навязчивый журнал, на который мы были принудительно подписаны. Как же он назывался? Хм-м… «Дайджест о радостях материнства», по-моему… Выпускается Семейным комитетом. В каждом номере журнала… на благоухающих типографской краской страницах живут румяные мамы, благодушные папы и весёлые дети… Они мироточат счастьем. Они воспламеняют зависть. Они принуждают плодиться. И я подчинилась!..
Но мой муж оказался прав, я не родила себя. Но родила другого. Которого незамедлительно принялась мучить своей злобою… С невиданным исступлением стала я исполнять новую роль несчастной матери, подвергая пыткам и себя, и мужа, и врачей. Огромное количество врачей… Толпы врачей… Вереницы… Но все мучения оказались бесплодны. Никто не в состоянии был нам помочь. Я лишь одно поняла наверняка – никто ничего не может сказать об этой болезни (да и о любой другой, наверное) со 100% уверенностью. Книги противоречат одна другой… Врачи противоречат книгам, своим коллегам, а зачастую и самим себе, – женщина тяжело вздохнула. – Но… в любом случае… такой финал… хм-м-м… одним словом… хорошо, что мальчик умер… так лучше… для него… Ведь ему же было больно… Он же, наверное, всё равно что-то чувствовал…
Свидетельница номер раз громко сглотнула и поспешила закончить:
– Нет-нет, не подумайте, что мы обижали его как-то… физически… Нет! Поверьте… Но мы обижали его морально, понимаете? Говорили много гадкого… И думали… Наверное, он это чувствовал… Чувствовал себя… э-э-э… неполноценным… лишним что ли… Бог его знает… Одним словом, что-то нехорошее он непременно чувствовал.
Женщина принялась нервно мять свои ладони.
– Может быть, вам воды принести?
– Нет, спасибо, вы очень любезны, – она помолчала, всматриваясь в лица присутствующих. – Понимаете… современная медицина… она… она уже ушла далеко вперёд. И-и-и… она многое знает и умеет… Но… но нам не позволяют использовать её… эм-м-м… потенциал, её ресурсы. Методы обследования внутриутробного плода, которые применяют сегодня в больницах, уже давным-давно устарели. Я знаю. Я читала в запрещённой литературе, что в Цифровой период существовал еженедельный диагностический комплекс для беременных. Он позволял с максимальной точностью выявить наличие патологий у эмбриона. Если бы мне в своё время провели такую диагностику, то… то… о болезни ребёнка стало бы известно задолго до родов и… и не пришлось бы его рожать, – Свидетельница хлюпнула носом дважды, пригладила рюши на блузке. – Ведь он же не жил, а мучился! Ведь никто такого ребёнка не желает… Ведь все хотят симпатичных, с весёлыми глазками… А когда из тебя выходит безразличное к окружающему миру существо… такое всё… само в себе… Это нестерпимо! Хочется положить конец… всему…
Она достала из левого кармана носовой платок и отчаянно высморкалась.
– Воды?
– Нет-нет… После родов я была особенно беспомощной, жутко уставшей и какой-то невероятно изношенной что ли… Чувствовала вокруг себя шелушащуюся старость и мозолистое изнурение. Наверное, мой муж испытывал нечто подобное… А однажды всё как-то само собой разрешилось, – Свидетельница тяжело вздохнула. – Был воскресный вечер… Мы сидели с мужем и разговаривали… Про сына. Про его будущее… Про его будущее без нас… В принципе, про его жизнь без нас… Но кому он нужен, кроме нас? Если даже мы не можем полюбить и принять его, то другие разве смогут? То есть – не станет нас, не станет и нашего сына! Он не сможет сам о себе позаботиться, но и мы не сможем скоро заботиться о нём должным образом… Не сможем, потому что будем пенсионерами… И у нас просто не будет ни физических, ни моральных сил.
Конечно же, было ещё одно отягчающее обстоятельство… Налог на индифферентность… Мы были обречены платить этот налог до самой нашей смерти… Сначала из нищенской зарплаты… Потом из нищенской пенсии… Это всё казалось слишком нелепым. Но это была наша реальность! Реальность, которая завела нас в тупик, надела повязку на глаза и связала руки и ноги. В тот вечер мы впервые говорили о нашей проблеме честно и открыто. И тогда всё прояснилось для нас! Муж будто очнулся… Метался по квартире. Рвал волосы. У меня мигрень разыгралась. Я ушла в ванную комнату тошниться. Тошниться и плакать… плакать и тошниться. А потом мой муж пришёл и сказал: «Всё». Я будто бы и тошнилась специально… Только лишь для того, чтобы причина была в ванной сидеть… чтобы он был один… там… в комнате… с нашим сыном… которого уже и не стало… Только тошнота моя прошла, а сына уже и нет… Или она оттого и прошла, что я узнала… Узнала! – почти взвизгнула женщина, – что его нет… Понимаете?