Выбрать главу

========== За́мок из песка ==========

Принцу до неприличия нравилось наблюдать за Кайлиной. И не важно – в какой ситуации. Ела ли она, наслаждаясь сочным фруктом, сорванным с ветки садового дерева, сидела ли у фонтана рассеянно устремив взгляд в собственные мысли, или склонялась над книгой в сумрачной библиотеке, стеллажи которой подобны осадным башням. По большому счёту Принцу было не так уж важно, что именно делала Императрица, ведь её красота всегда оставалась усладой для его глаз. Столь же необходимой его измученному ужасами разуму, как вода усталому, умирающему от жажды путнику, из последних сил бредущему по пустыне в поисках оазиса.

И его можно понять. Кайлина была женщиной необыкновенной красоты, одарённой телесными формами, которые не стеснялась выставлять напоказ. Да что там подбирать слова, когда она расхаживала по дворцу практически голой, украшая совершенное тело лишь узкими отрезами красной ткани, в совокупности образовывавшими некое подобие одеяния. Накидки, специально созданной так, чтобы провоцировать и мучить мужчин, причиняя им изощрённо-сладкую боль одним своим видом. Так хитро и по-женски жестоко.

Когда Принц впервые увидел её, сражающейся с Шади, у него едва дыхание не перехватило от восхищения. Ситуация была крайне опасной и не располагала к тому, чтобы отвлекаться на что-либо – Дахака шёл за ним по пятам и в любой миг мог настигнуть, переместившись в прошлое вдоль русла Временного Потока. К тому же, Кайлина сражалась с черноволосой воительницей, едва не отправившей его на дно морское вместе с кораблём – рыб кормить. Более неудачного времени полюбоваться полуобнажённым женским телом и представить себе было нельзя, и всё же Принц потратил секунду, оценивая телесные достоинства незнакомки.

После четырёх недель в море эта женщина в красном показалась ему самим совершенством – красавица, богиня, квинтэссенция женственности. Взрослой, глубоко-чувственной женственности. Спелой, сочной, созревшей. О! Как манили его изящные изгибы подтянутого, стройного тела, почти не прикрытого красным нарядом. Две не слишком широкие ленты, проходящие от охватывающего талию пояса до подчёркивавшего тонкую шею воротничка едва прикрывали тугие, налитые груди, образуя соблазнительно-глубокий, V-образный вырез. Чуть ниже пупка две потока ткани сливались в узкую драпировку спадавшую между длинных и стройных ног, обутых в высокие, остроносые сапоги чёрного цвета. Помимо этого, наряд Императрицы был декорирован ещё двумя парами длинных, шёлковых лент, начинавшихся рукавов, протянувшихся от запястья до середины плеча, и от бёдер. Тонкие, украшенные рельефно вышитыми узорами они колыхались вне зависимости от наличия ветра или сквозняка в помещении, словно потревоженные чьим-то беззвучным дыханием, и казалось Принцу, что незнакомку овевают Ветры Времени, неощутимые для простого смертного.

Красота Кайлины поразила его в самое сердце. Юноша и не думал, что такое может случиться вновь. Не после того, как потерял Фару. А потому не было ничего удивительного, что он принял сторону роковой красотки, защитив ту от Шади, которая в тот момент, фактически, была с ним за одно. Ирония прокля́той Судьбы, которую он, к сожалению или к счастью, понял уже несколько позже.

Взгляд Принца скользнул по красивому и благородному лицу склонившейся над книгой Императрицы, любуясь правильными, если не сказать большего – безупречными чертами, характерными скорее для средиземноморья, чем для Персии и других арабских стран. Большие зелёные глаза, тонущие в обрамлении густых и чёрных ресниц, похожих на маленькие аккуратные щеточки, тонкий аристократичный нос, обольстительно-красные губы и вздёрнутые скулы, придававшие контуру женских щёк агрессивную узкость.

Образ довершали призрачно-красные тени вокруг глаз и татуировка в виде большого красного круга над переносицей, сверху очерченного тонкой дугой, а снизу окружённый тремя кружками поменьше. Если бы Принца попросили придумать образ, наиболее точно описывающий Кайлину, он бы сказал, что она подобна пламени в оболочке ледяной красоты. Или вспышке красно-золотых цветов, на унылом жёлто-сером фоне, в оттенки которого была окрашена его жизнь до встречи с ней. Впрочем даже этот образ был бы неполным, так как в склонившейся над книгой женщине было многое и помимо этого. Многое, чего он пока ещё не понимает.

Чем дольше Принц смотрел на Императрицу, тем яснее сознавал, что в ней есть какая-то загадка и помимо узкой полосы красного кружева, скрывавшего от него самую желанную для мужчины часть женского тела. Нет, в Кайлине было что-то и помимо физической красоты и сверх-сексуальности. Некий противоестественный магнетизм и иномирность, позволявшие ей выглядеть одухотворённо даже в столь вызывающе-откровенном наряде, который любую другую женщину сделал бы вульгарной и пошлой.

Принц заметил это в тот самый миг, когда их взгляды впервые встретились. И, подобно любому другому восточному мужчине, поклялся что обязательно разгадает её. Нет, дело совершенно точно было не только в красоте Кайлины, а точнее не только в ней. Шади, например, тоже была красива, но Принца не тянуло к ней так же, как её госпожа. Да, он позволил себе полюбоваться на её практический обнажённый во зад, когда преследовал по полуразрушенным залам Дворца в настоящем, и окинуть заинтересованным взглядом почти неприкрытое бронёй тело, когда они столкнулись лицом к лицу, но не более. Принц был молод, полон сил и почти месяц провел без женского внимания и ласки, окружённый лишь матросами. Его интерес к женскому телу был вполне понятен.

Однако парой взглядов всё в итоге и ограничилось. Рука персидского Принца не дрогнула, когда пришлось оборвать жизнь воительницы. А всё потому, что Шади была проста и понятна – ещё одна невесть что возомнившая о себе девица со стервозным характером, тягой к обнажению и не плохим владением парными клинками. В этом они с Кайлиной были похожи – госпожа Шади была всем вышеперечисленным, но она одновременно была и чем-то ещё – чем-то большим. И Принц никак не мог понять – чем именно?

Если бы он сумел разгадать эту тайну, найти ответ на мучающий его вопрос, может тогда эта женщина перестала бы так будоражить его кровь? Если бы загадка её личности оказалась раскрыта, он возможно, и бы перестал сходить с ума от одного её мимолётного взгляда или короткого прикосновения. И не уподоблялся бы безусому мальчишке, ещё не успевшему познать женскую ласку и испытывающий смущение всякий раз, когда его штаны внезапно становятся слишком тесными при виде красивой девушки.

Глядя на Кайлину сейчас, Принц полагал, что всё обстояло бы именно так, но не спешил задавать вопрос, продолжая стоять в тени с задумчивым видом. Он был не настолько глуп, чтобы не понимать – ни один ответ не может оказаться лучше самой загадки, порождающей варианты и стимулирующей воображение. Побуждающей его продолжать искать, задаваясь всё новыми вопросами.

К тому же он сомневался, что Кайлину когда-нибудь удастся разгадать полностью. В конце концов, она была не обычной женщиной, а олицетворением Временного Потока. Существом, воплотившим в себе саму концепцию Времени. И украдкой бросая на Императрицу пытливые взгляды, он не мог не задумываться о том – что видели её прекрасные глаза в Бездне Времени за бессчетные годы, проведённые на этом Острове? Сколько вариантов развития возможного будущего она успела познать в своих видениях?

Учитывая, всё это мужчина не мог не задавать себе и другой вопрос – что такая женщина могла найти в таком парне, как он? Да, он был Принцем Персии, но она-то –Императрицей Времени. Сверхъестественным существом, рождённым в тот самый миг, когда Боги упорядочили и организовали Поток Времени, определив его течение от Прошлого через Настоящее к Будущему. Полубожественной сущностью, являвшейся воплощением Хронологии и источником Песка Времени. Владеющей всей полнотой его пугающей силы.

А ведь когда они встретились он, по большому-то счёту, и на принца не очень-то был похож. Скорее уж на полусумасшедшего бродягу с оружием. Помятый, небритый с грязными свалявшимися от пота волосами, спадавшими на осунувшееся лицо. Даже его кожа, прежде смуглая и гладкая, загрубела от песчаных бурь, обрушенных на его голову Дахакой и пробудилась на солёном морском ветру. И только голубые глаза по-прежнему ярко, сияли на этом посеревшем от страха лице, укрытые тенью спадающей на лоб чёлки. И это было глаза загнанного в смертельную западню животного, годного теперь только на то, чтобы кромсать человеческие тела.