У художников, рисовавших фотороботы, фронт работы стал шире. Они больше не просили вас выбрать форму носа или разрез глаз. Они рисовали – по вашему полустертому воспоминанию – целую кучу картинок, в которых пытались ухватить жест, цельный образ во всех его проявлениях. Как человек пожимает плечами, как наклоняет голову, как поджимает губы, насколько широк у него шаг. Пластика стала значимой частью описания: даже в чужом теле люди чаще всего продолжали вести себя как обычно. Мелкие нервные движения; поза, в которой человек сидит; то, как он вытягивает шею, когда слушает, – все это стало частями огромного отпечатка пальца, не всегда ясного, но богатого деталями.
И вот передо мной сидел полицейский-рисовальщик фотороботов – и занимался пантомимой.
– Когда он был уже за рулем, он сидел и смотрел на вас так. – Вытянул шею, нахмурил брови, изобразил пронзительный взгляд. – Или так? – Пронзительный взгляд, нахмуренные брови, вытянутая шея.
– Ей-богу, я вообще не вижу разницы, – сказал я.
Поскорей бы уже тот шнур подключили к розетке, я наберу свой код и наконец уберусь отсюда восвояси!
– Постарайтесь хотя бы вспомнить, как он смотрел на вас, – сказал художник. – Так? – Бровь туда, бровь сюда. – Или так? – Бровь туда, бровь черт знает куда. Спасите-помогите.
Свой код я получил в боковой комнате какого-то офиса, расположенного глубоко в недрах торгового центра в Ашкелоне.
О том, чтобы поехать в головной офис в Тель-Авиве или Иерусалиме, не могло быть и речи, как и о том, чтобы вызвать сотрудника на дом. И поэтому меня, мальчика, которому не было еще и тринадцати, рано утром провели через секретный вход, мимо больших мусорных контейнеров на задворках торгового центра, и я оказался в маленькой комнате, где меня уже ожидали два техника, занимавшихся браслетами: один – рыжий, усатый, высокий, с большими жадными глазами, а второй – маленький и толстый, на вид сердитый, со сросшимися бровями и сжатыми губами. Его короткие пальцы все время двигались: большим пальцем он постукивал по четырем остальным. Указательный-средний-безымянный-мизинец-безымянный-средний-указательный – и опять сначала.
Тот, который постукивал себе по пальцам, сидел в углу, положив ногу на ногу, и всем своим видом выражал с трудом сдерживаемое нетерпение. А посередине комнаты сидел рыжий – за столом, на котором располагались пыльный монитор, клавиатура, какое-то черное устройство в форме перевернутой буквы П и несколько блестящих черных браслетов.
Я закрыл за собой дверь, медленно подошел к столу, подпрыгнув, уселся на стул и стал болтать ногами в воздухе.
– Здравствуй, Дани, – сказал рыжий с широкой чеширской улыбкой, – как дела?
– Хорошо, – сказал я, – спасибо.
– Ты ведь знаешь, Дани, зачем ты сегодня сюда пришел?
– Да.
– Зачем?
– Получить браслет.
– Правильно!
Мне были хорошо знакомы такие интонации. Так говорят с детьми – стараясь изобразить ребенка, показаться милым. Я отнесся к этому с пониманием: видимо, ему нечасто приходилось иметь дело с детьми. Он всего лишь хочет быть дружелюбным.
– Сегодня мы сделаем две важные вещи. Нам нужно получить для тебя код и выдать тебе твой первый браслет. Ты готов?
– Готов.
– Отлично! Сначала код. Это длинный ряд цифр и букв, который ты должен хорошенько выучить наизусть и не сообщать никому. Он только твой, понял?
– Понял.
– Даже мне. – Его усы подпрыгивали прямо у меня перед глазами, и я все время пытался сфокусироваться на них. «Смотри, как красиво мы подпрыгиваем, – говорили мне усы, – какая тебе разница, что говорит рот, который под нами?»
– Хорошо. Даже вам не сообщать.
– Ты знаешь, зачем нужен браслет, да?
– Да. Можно обменяться с кем-нибудь другим и переселиться в его тело.
– Правильно! Когда я дам тебе браслет, ты сможешь ввести код, который надо запомнить как следует, чтобы доказать, что ты – это ты. Не важно, в чьем теле ты находишься. Если захочешь доказать кому-нибудь, что ты – это ты, сможешь пойти в отделение полиции или в любое консульство, если ты где-нибудь в далекой стране, – и там у тебя попросят ввести твой код в специальный компьютер и тем самым узнают, кто ты. Знаешь, что такое консульство?