На следующей неделе сыпь исчезла, почти так же быстро, как и появилась. Я наслаждалась освобождением от чесотки и заложенности пазух. К тому времени главной моей заботой было быстро приближающееся окончание карантина.
Рей все не мог дождаться возможности поесть мяса. А у меня не очень-то получалось заставить себя сказать ему «прощай». Когда настал день, ему, кажется, все-таки не хотелось уходить.
— Было… интересно, — выдавил он. — Представить себе не мог… — продолжил он, но умолк, покраснев как рак, по сравнению с появившимся румянцем даже его мандала поблекла.
— Разве ты никогда не занимался этим au naturel? — спросила я мягко.
Он нахмурился. Медленно и задумчиво произнес:
— Первый пирсинг я сделал в двенадцать. А первый имплантант… — Тут он оборвал себя и просто ответил: — Нет.
Я грустно улыбнулась ему.
— Знаешь, вообще-то эти штуки предназначены помогать тем, у кого проблемы. Или же для точной синхронизации. Для удовольствия… Но ведь двум нормальным, целиком органическим и натуральным людям не нужно никаких усовершенствований. Все, что им необходимо — лишь они сами, и…
Моя небольшая проповедь прервалась, когда Рей поцеловал меня в мочку уха.
Когда через час мы вышли наружу, он заявил:
— Ты не должна прозябать здесь в одиночестве.
Я пожала плечами.
— Как насчет онлайновых групп поддержки? — предложил Рей.
— Да кому они нужны? Что, от них лучше становится? Все кончается? Становится таким, как было раньше?
— Нет, но…
— А скулить об этом бессмысленно, — выпалила я, уже не в силах остановить поток слов. — Я вполне научилась обращаться с этим, понятно? У меня есть би-ом. Я перестроила всю свою жизнь. И теперь мне надо продолжать ее. Всего лишь продолжать…
Я умолкла, но отнюдь не от изнеможения. Внезапно я вдруг остро осознала, насколько же пуст мой дом. Ни тебе призов за боулинг, ни сувениров с Ниагарского водопада, ни кучи игрушек. Никаких семейных фотографий на моих мягких розовых стенах. — Ну да, зачем смотреть на то, чего не можешь иметь? Так-то оно так, но себя ведь не обманешь. Стены, комнаты, полки — все они пусты.
Чтобы спастись, сказала я себе решительно.
Ага, верно, отозвалось мое «я». Ты спасаешься… Но для чего?
Рей погладил меня по волосам.
— Как ты… как ты отнесешься к гостю? Ну, может, всего лишь на выходные или праздники…
Я ответила ему поцелуем. И предложила построить рядом с домом баню — с обогревателями, горячей водой, полотенцами, тапочками и одеждой из чистого хлопка, которую он смог бы носить в доме. Если, конечно, захочет что-нибудь надевать вообще.
Он рассмеялся:
— Думаю, мне лучше сделать это сразу.
Я была с ним совершенно согласна, хотя и не сказала этого вслух. Я просто молча прильнула к нему. Наконец мы скрепили сделку последним продолжительным поцелуем. А потом мне пришлось отпустить его. Открыть входную дверь — дело вообще-то пустяшное. Но не тут-то было. Дверная ручка оказала сопротивление.
Еще одна попытка. Ничего.
Я отступила на шаг и только тогда заметила яркую оранжево-розовую окраску двери. Из-за каких-то странных искажений с каждой стороны косяка вся стенная панель изогнулась наружу. Скорее, выпятилась.
Я осторожно протянула руку и провела пальцами по изгибу с правой стороны. Горячая. Прямо жар. И воспаление. Я тут же почувствовала это — неприятную щекочущую боль в собственном горле.
О нет!
Я повернулась и уставилась на Ренара.
Он покопался в Сети. Много времени это не заняло. И хорошо, потому что из-за приступа симпатической реакции я уже почти задыхалась.
Он покачал головой, адресовав мне свою грустную, застенчивую улыбку.
— Я, э-э-э… не совсем уверен, но, похоже дом мог…
— Что? — потребовала я. — Ну что на этот раз?
Рей махнул в сторону распухших дверных гланд. А потом беспомощно пожал плечами:
— Свинка.
О Господи!
Перевел с английского Денис ПОПОВ
© Pat MacEwen. Home Sweet Bi'Ome. 2011.
Публикуется с разрешения журнала «The Magazine of Fantasy & Science Fiction».
АЛЕКСЕЙ МОЛОКИН
ЛЫСЫЙ РОБОТ
Робот облысел на сто втором году жизни. Это был маленький робот, робот-укротитель или, вернее сказать, робот-гладиатор. И ему часто приходилось встречаться со Зверем.
Роботы-гладиаторы бывают разные. Роботы-балеруны для увеселения публики танцуют со Зверем, роботы-хулиганы — дразнят, а роботы-клоуны — играют со Зверем. Лысый робот был как раз роботом-клоуном, а звали его Ик. Вообще-то его полное имя было Иик, то есть интеллектуальный искусственный клоун, но все звали его просто Иком, это было так по-человечески! Все человеческое, как известно, никогда не выходит из моды. А Зверя звали Бигфут, и был он очень старым — его сделали люди еще в те времена, когда роботы считались существами второго сорта. Теперь само упоминание об этих временах выглядит неприличным, так что лучше, пожалуй, вернемся к Ику.
Некогда у Ика была густая шевелюра ослепительно-медного цвета. Косматые на вид гривы развлекательным роботам нужны вовсе не для смеха, в конце концов клоун может быть и лысым, это не менее смешно, согласитесь. Волосы необходимы для улавливания настроения почтеннейшей публики, которая приходила посмотреть представление с единственным в городе почти настоящим Зверем. Артист, не чувствующий публику, сами понимаете, только наполовину артист, поэтому, когда последний волос упал с головы несчастного клоуна-гладиатора, его вызвал к себе управляющий Ареной.
Управляющего звали Эк, в прошлом он тоже был клоуном, таким же, как Ик, только более прагматичным.
Предстоящий разговор не сулил Ику ничего хорошего, но в глубине своего базового кристалла клоун надеялся, что бывший собрат по профессии подыщет ему какую-нибудь работенку на Арене. Тем более что Эк тоже был лыс, как древний лунный купол, а общие проблемы, известно, сближают даже роботов. Вообще, у роботов-клоунов облысение — профессиональная болезнь, и поделать с этим ничего нельзя. Самое печальное в облысении то, что потерянная в результате профессиональной деятельности шевелюра ремонту не подлежала, хотя и находились разные шарлатаны, обещающие восстановление фабричного волосяного покрова за вполне приемлемое количество эргов. На заре облысения Ик даже ходил к одному такому, но, увидев, что тот и сам лыс, словно яйцо пфукля, благоразумно решил не связываться с очевидным жуликом.
Ведь волосы на нержавеющих головах роботов-клоунов являлись частью сложнейшей наноэлектронной фрактальной системы восприятия, пронизывающей все тело и впаянной золотыми контактными корешками в базовый кристалл, так что восстановить их кустарным способом считается невозможным. Конечно, капитальная модернизация с временным выключением индивидуальной алгоритмической сущности могла бы помочь, но ремонтные предприятия такими делами не занимались, потому что это ставило бы роботов в привилегированное положение по отношению к людям.
А права людей ущемлять нельзя, это закон запрещал строго-настрого. Ведь человеческих стариков до сих пор капитально не ремонтируют, не научились. Никто, правда, этих самых стариков давным-давно не видел, как, впрочем, и людей вообще, но закон утверждал, что они еще существовали, причем с вероятностью, не равной нулю. А закон, как известно, гласит: роботы не должны иметь ни малейших преимуществ перед людьми, равно как и наоборот.
Дурацкий закон, если разобраться, ведь люди и роботы принадлежат к различным ветвям эволюции разумных систем, но уж какой есть. Большинство законов что у людей, что у роботов почему-то принимается существами, которые сами к разумным системам имеют очень слабое отношение.
В кабинете управляющего Ареной стояли древний деревянный стол, которым Эк чрезвычайно гордился, и несколько металлических стульев с вмонтированными в сиденья разъемами энергопитания, так что можно было подзаправиться прямо на рабочем месте. На столе имелся раритетный ноутбук с мутноватым экраном, который вообще-то был роботу-управляющему совершенно не нужен, но, по его мнению, создавал деловую атмосферу — в общем, все не хуже чем у людей.