Во Флориде май, так что ночи еще прохладные. Не настолько прохладные, чтобы мы замерзли, но ясной лунной ночью может быть достаточно холодно, чтобы вам потребовалось легкое пальто. Сегодня все еще пасмурно и оттого прохладно, хоть и не холодно. Я прижимаюсь спиной к дереву и потираю голые руки, жалея, что вчера вечером не надела свитер.
Ноа не сказал мне ни слова в течение вот уже нескольких часов, и это убивает меня. Он велел мне быть тверже, найти в себе силы, а сам отказывается разговаривать со мной, а когда говорит, то только бросается на меня. Как мы должны действовать вместе, чтобы выбраться из этого ужаса? Я не понимаю. Я потираю затылок, где начинает формироваться тупая боль, спрашивая себя, не связана ли она с теми наркотиками, которыми нас накачали.
Я не вижу Ноа в темноте, но знаю, что его лицо наверняка сейчас болит. Он не жаловался, поэтому я решила не поднимать эту тему. Я чувствую рядом с собой его большое теплое тело — достаточно близко, чтобы его жар нежно ласкал мою кожу, но недостаточно близко, чтобы мы могли хоть как-то соприкоснуться.
Я выдыхаю и прокручиваю в голове миллион сценариев — снова, как делала весь день. Я пытаюсь представить себя в сознании этого человека, пытаюсь понять, что он запланировал, но ничего не выходит.
Не могу вспомнить ничегошеньки из прошлой ночи, и это чертовски расстраивает. Может, если бы сумела, то смогла бы понять, кто за всем этим стоит.
— Тебе холодно? — спрашивает наконец Ноа. Его голос хриплый, усталый, кажется, чуточку напуганный.
Но он никогда не покажет страха. Это не в его характере. Ноа будет бороться до последнего вздоха, потому что такова его натура.
— Не особо, — отвечаю я, хотя руки у меня все же мерзнут.
— Возьми мою рубашку, она тебя согреет.
— Нет, не снимай. Не так уж и холодно.
— Тогда хотя бы сядь поближе, мы согреем друг друга. Может, мы и не ладим, но нам все-таки нужно выбраться отсюда живыми.
Я не возражаю. Придвигаюсь ближе, и наши плечи соприкасаются. Вот так намного теплее.
— Как ты думаешь, почему он выбрал нас? — тихо спрашиваю я, подтягивая колени к груди.
— Пока лучшее из предположений — потому что мы враги, — говорит он. — Мы постоянно цапаемся, то есть делаем именно то, что он хочет. Играем в его игру.
— Но почему мы? Почему не какая-то другая расставшаяся пара?
— Может, нам просто не повезло.
Но не может же все быть так просто. Нет, тот, кто спланировал что-то настолько детальное, вряд ли просто выбрал бы двух случайных людей. От мысли, что он наблюдает за нами уже Бог знает сколько времени, у меня по коже бегут мурашки.
Я прикусываю нижнюю губу.
— Прости, Ноа.
— За что?
— За то, что я так плохо с этим справилась, показала себя такой слабой и жалкой.
Ноа не отвечает, и это похоже на удар в живот.
— Ты не жалкая и не слабая, — наконец говорит он низким и хриплым голосом. — Ты растеряна, ты просто не знаешь, кто ты. Есть разница.
Я не уверена, что это так. И от его слов мне немного больно, даже несмотря на то, что он как будто бы прав. Он видел, через что я прошла с Ба. Он видел, как это повлияло на меня. Я должна была измениться, потому что причиняла людям боль. Так что я не растеряна. Я просто уже другая.
— Я боюсь, что не смогу справиться, — тихо говорю я.
Это не вопрос, а констатация факта.
— Я тоже, — тихо говорит Ноа.
Это я не ожидала от него услышать. Я понимаю, что он, должно быть, устал. Он не только пытается понять эту ужасную ситуацию, но и имеет дело со мной. И, может, это из-за меня мы не выберемся отсюда живыми? Что, если я подведу Ноа? Себя? Что, если Ноа пострадает, потому что я не смогу справиться с тем, что нас ждет?
Может, они все ошибаются.
Может, я справлюсь.
Возможно, у меня не будет выбора.
— Я не собираюсь сдаваться, — тихо говорю я. — Я растеряна, да, сегодня я сорвалась, но я не сдамся.
— Дело не в физическом противостоянии, Лара. Речь идет о гораздо большем. Этот ублюдок будет целиться в твои слабые места. Ты можешь драться, это факт, но ты боишься насилия, ты пасуешь перед ним, и он рассчитывает на это. Если я прав, то он сделает меня своей целью, чтобы помучить тебя.
— Я ему не позволю, — вызывающе говорю я. — Я сделаю что угодно, но не позволю ему, Ноа.
Он вздыхает в темноте.