— Смотри вверх, Лара, — требует Ноа.
Я не могу пошевелиться.
Боже. Я не могу пошевелиться.
— Лара!
Мои ноги начинают дрожать, руки тоже, и мне кажется, я сейчас сорвусь.
— Ноа! — отчаянно кричу я. — Ноа!
— Держись, — говорит он, быстро забираясь выше, чтобы добраться до меня. — Не отпускай ветку.
Я не могу. Руки готовы разжаться.
— Ноа! — кричу я.
Он оказывается рядом, обнимает меня, кладет руки по обе стороны от меня и обхватывает ветку.
— Я держу тебя. Я не позволю тебе упасть.
Я дрожу всем телом, ноги все еще не готовы удерживать мой вес.
— Все хорошо, — говорит он дрожащим голосом. — Все хорошо.
— Я н-н-не думаю, что смогу это сделать.
— Сможешь.
— Мне страшно, — всхлипываю я. — Я так устала бояться.
— Посмотри на меня, детка.
Я смотрю на него.
— Все хорошо. Скажи это.
— В-в-все хор-рошо.
— Еще раз.
— Все хор-рошо.
— Еще раз, Лара.
— Все хорошо.
— Хорошая девочка. Я знаю, тут высоко, но деревья большие и крепкие. Держись, и все будет хорошо, поняла?
— Ладно.
— Больше не смотри вниз. Смотри только вверх.
Я киваю.
— Мы должны двигаться дальше, детка.
И мы двигаемся дальше.
Блядь, они не могут похерить мою игру!
Они не могут целоваться!
Они не могут быть вместе, не могут!
Гнев поднимается в моей груди, когда я провожу пальцами по лезвию ножа. Мне нужно сосредоточиться. Я все спланировал. Они не могут убежать. Они могут строить планы вдвоем, да, но не могут убежать.
Я представляю, как этот клинок глубоко вонзается в их тела, погружается в плоть, разрывает ее.
Я улыбаюсь, представляя, какой звук издаст их плоть. Этот хлюпающий, кровавый звук, из-за которого мою кожу покалывает от предвкушения.
Может быть, я вырежу им языки или глаза.
Интересно, как они будут целоваться и смотреть друг на друга, если окажутся слепы и немы?
Да.
Только представьте.
ГЛАВА 11
Я больше не смотрю вниз. Двигаюсь вслед за Ноа по верхушкам деревьев. Не знаю, сколько мы уже прошли, но часа два как минимум мы только и делали, что взбирались выше и двигались дальше. Когда солнце начинает клониться к закату, Ноа находит безопасное дерево с большой толстой веткой, чтобы мы могли остановиться. Ветка достаточно толстая, чтобы я могла спокойно на ней усесться. Уснуть? Нет, вряд ли. Мы не можем двигаться в темноте, так что всю ночь просто сидим там, строя догадки насчет того, что будет завтра.
— Ты как, нормально? — спрашивает Ноа, сидя напротив меня, сжимая ногами ветку.
— Не совсем, но выбора, думаю, нет.
Он берет меня за руку и проводит большими пальцами по ладоням.
— Я не знаю как, но мы выберемся отсюда, и когда это сделаем, я больше никогда тебя не отпущу.
— Никогда?
— Ни на мгновение.
Я улыбаюсь при этой мысли. Значит ли это, что мы снова вместе? Я качаю головой. Сейчас мне нужно сосредоточиться на том, чтобы выбраться отсюда, пока мы оба живы. Остальное подождет.
— Как думаешь, как он собирается нас найти? — спрашиваю я, и мой голос звенит от беспокойства.
— Понятия не имею. Я размышлял об этом и считаю, что ему нужен какой-то транспорт, может быть, что-то, из-за чего он будет двигаться быстрее. Пешком он не пойдет — по крайней мере, я думаю так. Скорее всего, поэтому он и расчистил проход. Он не сможет пробраться через этот лес просто так.
— Значит, есть шанс, что мы его услышим?
— Надеюсь. Это даст нам время.
Я сглатываю. Мне снова страшно.
— Я знаю, что это трудно. Поверь мне, я тоже очень боюсь, но реальность такова, что мы тут вроде как застряли. Неважно, что мы делаем. Мы должны бороться. Надо быть готовыми.
— Да, но это не значит, что мне это нравится, Ноа.
— Я понимаю, детка.
— Я не смогу сегодня спать.
— Я тоже, — признается он.
— А можно нам притвориться, что мы не в лесу и за нами не гонится убийца, а как будто мы просто Лара и Ноа, которые встретились, чтобы побыть вместе?
— Да, детка, — говорит он. — Можно.
Ноа разворачивается и усаживается позади меня, спиной к стволу. Он обнимает меня, наши ноги свисают. С ним я чувствую себя в безопасности. Спокойно.
— Если бы ты мог съесть что-нибудь на нашем свидании на дереве, что бы это было? — спрашиваю я.
Он хмыкает.
— Свидание на дереве?
— Ну, у нас, кажется, свидание, да?
— Да, — соглашается он. — Я бы ел пиццу.