По телу словно ползают тысячи крошечных муравьев, меня охватывает чистый, первобытный ужас.
Сражайся.
Борись, Лара.
— Ты должна заплатить за то, что сделала с моим байком, Лара! — кричит он, подходя все ближе и ближе, хоть он и не должен знать, где я.
Как он это делает?
Я перестаю дышать, когда он останавливается за деревом, рядом со мной. Закрываю глаза, делаю глубокий вдох, а затем открываю их, прежде чем выпрыгнуть из-за дерева. Ублюдок стоит ко мне спиной. Не колеблясь, я выбрасываю руку с копьем вперед, направляя острие прямо ему в шею. Но прежде чем оно попадает в цель, мужчина отпрыгивает в сторону.
Затем поворачивается. Откидывает голову назад и смеется, поворачиваясь ко мне лицом. Он все еще носит черную лыжную маску, но злость в его глазах очевидна.
— Ты могла бы меня ранить, но я услышал тебя, Лара. Ты потеряла свой единственный шанс. Ты подвела меня.
Все мое тело дрожит, когда он делает шаг вперед. У него есть охотничий нож и винтовка, и она огромная. Я бы предпочла лук и стрелы.
— А теперь ты должна заплатить за то, что попыталась сделать. Как ты думаешь?
Я выставляю копье перед собой.
— Не подходи ко мне! — кричу я, и голос выдает меня слабостью и дрожью.
Он снова смеется.
— Серьезно, Лара?
Я делаю шаг назад. Он улыбается и подходит ближе.
— Может, мне стоит отрезать какую-то часть твоего тела, что-нибудь существенное. Например, палец? Что скажешь?
Я молчу и просто снова пытаюсь его ударить. Вблизи я вижу, какой он огромный, все его тело — сплошные мышцы. Я маленькая, не спортивная, но на моей стороне страх и сильное желание жить. Я целюсь копьем в сердце этого ублюдка, но прежде, чем оно успевает коснуться его груди, он хватает меня за запястье. Выкручивает руку, и копье вываливается из моей руки. Я остаюсь ни с чем.
Черт побери.
Смех наполняет воздух, когда он тянет меня за руку, все ближе.
— Нет! — кричу я. — Нет!
С диким хохотом он подносит нож ближе. Я извиваюсь, пинаюсь и дергаюсь, но он силен и не отпускает меня. Я кричу и тяну изо всех сил, и вдруг, словно Бог все же услышал мою молитву, он разжимает руку. Я падаю назад, ударяясь о дерево головой. В голове гудит, и мне требуется несколько секунд, чтобы прийти в себя. Я вижу Ноа. Он лежит на земле, придавив ублюдка собой, они дерутся.
Боже, это кровь?
— Беги, Лара! — кричит Ноа, когда нож поднимается над его головой.
Нет.
Нет.
Нет, Ноа.
Я не думаю, просто нападаю. Схватившись за оба конца копья, я придавливаю шею ублюдка и душу его, пока он пытается вырваться. На мгновение мне кажется, что все получится. Но он разворачивается, отбрасывает меня на землю, и копье вылетает из моей руки снова.
Я вскакиваю на ноги.
— Беги, беги, беги! — рычит Ноа, замахнувшись и ударив психа по лицу с такой силой, что тот опрокидывается на спину. Затем он бросается ко мне и перекидывает через плечо.
Ноа бежит так быстро, что мне кажется это сверхъестественным, учитывая, что на плече он несет меня. Он пробирается между деревьями по небольшой расчищенной тропинке, которая, как я понимаю, тоже расчищена ублюдком. Должно быть, Ноа следил за ним. Он весь в крови, тяжело дышит, но не останавливается. Мы подходим к мотоциклу, и Ноа ставит меня на землю.
— Забирайся, — приказывает он.
Я не колеблюсь. Просто усаживаюсь на сиденье, и через несколько секунд мы мчимся в лес, быстрее, чем я хотела бы. Я закрываю глаза и прижимаюсь лицом к спине Ноа. Я молюсь, чтобы мы не убились, пока едем так быстро. Ноа едет, кажется, несколько часов. В конце концов он останавливается и оглядывается, окидывая взглядом густой кустарник вокруг.
— Без мотоцикла он нас так быстро не поймает. Не думаю, что мы увидим его до завтра.
— Ты уверен? — шепчу я, лихорадочно оглядывая деревья. — А если у него есть другой мотоцикл?
— Даже если и так, ему придется пойти и взять его, а у нас есть фора. Ему потребуется время, чтобы наверстать упущенное.
— Я... я не уверена, — говорю я дрожащим голосом.
— У нас есть, по крайней мере, несколько часов. Он должен будет подготовиться. Наверняка. Он не вернется сегодня.
Я слезаю с мотоцикла, Ноа делает то же самое, выдергивает ключ и засовывает его в карман.
— Этот мотоцикл может быть нашим единственным спасением.
Он прав. Преимущество небольшое, но все же.
— Ты в порядке? — шепчу я, разглядывая его. На нем много крови, и это меня беспокоит.
— Я не знаю, — бормочет он, усаживаясь на землю и вытягивая ноги. Его уже и без того разорванная рубашка висит клочьями и покрыта кровью.