— Осторожно, — предупреждает он, подходя ближе. — Я не очень терпелив, и мне не очень нравятся цыпочки с длинным языком вроде тебя.
Боже, да кем он себя возомнил? Я машу рукой перед его носом.
— Беги домой, поиграй со своими игрушками — и спатки.
Другие подростки смеются.
Лицо парня становится красным, как помидор, и я понимаю, что задела его. Ну, так бывает, когда ты мешаешь людям идти своей дорогой.
— Хватит, — говорит Ба, сжимая мою руку. — Просто не обращай внимания, Лара. Они этого не стоят. Идем в обход.
— Мне не нравится, когда со мной так разговаривают, — говорит парень.
Ясно, хорохорится перед остальными.
Я отпускаю руку Ба и встаю перед ней, скрестив на груди руки.
— И мне. А теперь мы идем к себе домой и ничего не делаем, а ты создаешь проблемы на ровном месте. Почему бы тебе просто не исчезнуть нафиг?
— Или что? — Глаза парня налиты кровью, он явно накачался наркотой. Как я не заметила раньше?
— Или я тебя заставлю, — выплевываю я.
— Лара, пожалуйста, — просит Ба.
— Не расстраивай свою бабулю, Лара. Могу только представить, что может ждать старую женщину в таком опасном месте.
Я ощетиниваюсь.
— Только тронь ее хоть пальцем, и я заставлю тебя пожалеть. А теперь свали нахер.
— Мне очень, очень не нравится твой длинный язык, — рычит он.
Боже, да он тугодум.
— А мне не нравятся прыщавые тощие идиоты, которые думают, что они крутые, потому что могут курить тайком и пинать мусорные баки. Думаешь, крутой? Ни фига подобного, так что просто отвали.
— Лара, — плачет Ба. — Идем же.
Глаза парня вспыхивают пламенем. Он кивает друзьям, и они все вместе обступают меня. По спине пробегает страх — я вижу, что нас окружили. Я вздергиваю голову и не отвожу взгляда от лица парня. Я не отступлю. Это всего лишь кучка идиотов, которые пытаются нас запугать.
— Пожалуйста, — говорит Ба. — Не трогайте ее. Мы просто идем своей дорогой. Если вам нужны деньги, я дам, просто не трогайте нас.
Ба пытается заслонить меня, но тут один из парней поворачивается и толкает ее. Словно в замедленной съемке я вижу, как Ба падает на землю, и громкий хруст раздается в тишине. Кровь брызгает на асфальт из ее головы.
— Нет! — кричу я. — Ба! Ба!
— Твою мать, ты тупой ублюдок! — вопит один из парней. — Бежим!
Они растворяются в сумерках. Я падаю на колени и ползу к Ба, не обращая внимания на то, что сдираю кожу об асфальт.
— Ба? — зову я.
Она вся в крови. Не двигается. О, Боже, что я наделала. Что я наделала?!
Я обхватываю ее лицо ладонями и пытаюсь встряхнуть.
— Ба, пожалуйста, очнись!
Так много крови. Я пытаюсь найти рану на ее голове, но все покрыто кровью.
К нам подъезжает какая-то машина, оттуда выходит человек, но я едва его замечаю.
— Я все видел. Вы в порядке?
— Эти парни, — рыдаю я, — один из них толкнул мою бабушку, и она упала. Пожалуйста.
— Я звоню девять-один-один.
— Ба, — всхлипываю я. Слезы текут по щекам. — Господи, Господи. Прости меня, Ба.
Все это — моя вина. Моя. Я должна была послушать ее, развернуться и пойти в обход. Или просто молча пройти мимо тех парней и не огрызаться. Или быть вежливее. Она говорила, что мой длинный язык доведет меня до беды, и была права. Что я наделала? Боже, что я наделала?!
— Ба, — плачу я, — пожалуйста, очнись.
Пожалуйста. Прости меня.
Я вырываюсь из плена воспоминаний, день за днем преследующих меня, и возвращаюсь к Ноа, который все еще не отводит от меня взгляда. Его лицо смягчается, словно он знает, о чем я думала.
— Все хорошо?
— Да, — говорю я. — Хорошо. Мне пора.
— Ты вспоминала о ней?
Я вздрагиваю. Выражение его лица становится почти ласковым. Он любил мою бабушку. Она была одной из немногих, кто видел в Ноа хорошее и не считал его мудаком. Ноа обожал ее.