Он огибает дерево, и я вижу, что он смотрит прямо на меня. Он ухмыляется, и страх сдавливает мне горло.
Через секунду Брайс поворачивается, садится на мотоцикл и исчезает в лесу.
Нет.
Я жду несколько минут, прежде чем спуститься с дерева. Уже у самой земли я теряю опору. Не рискуя упасть на раненую ногу, я решаю приземлиться на бок. Резкий вздох вырывается из моей груди, и несколько секунд я просто лежу, пытаясь отдышаться. Я хватаюсь за живот, делаю несколько глубоких вдохов, а затем перекатываюсь и встаю. Я бегу к Ноа: он держится за ногу, лицо бледное, он хватает ртом воздух. Боже. Нет.
— Ноа! — кричу я, падая на колени рядом с ним.
Так много крови. Она пропитывает его джинсы, стекает между пальцев. Мне нужно остановить ее, я должна остановить ее сейчас. Я не думаю, даже не позволяю себе испугаться. Я срываю повязку со своей едва зажившей раны и плотно обматываю ее вокруг его ноги, пытаясь остановить кровь.
— Я не могу обработать рану, пока не остановится кровь.
Он ничего не говорит. Он такой бледный.
— Ноа. Эй, посмотри на меня.
Наши взгляды встречаются, и от боли, которую я вижу в его глазах, мне хочется схватить его в охапку и бежать.
— Ноа, с тобой все будет хорошо. Мы остановим кровь, и я обработаю рану.
Он ничего не говорит. Ему так больно. Я вижу это. Слышу это в его тяжелом дыхании.
Я сжимаю руками повязку и крепко держу ее. Кровь пачкает мои руки, но мне все равно. Мысль о том, что я могу потерять Ноа, намного сильнее страха перед кровью. Я не знаю, сколько времени должно пройти, чтобы кровь перестала течь, но, кажется, так сразу не получится. Мне нужно больше давления. Я убираю руки, разрываю остатки его рубашки и крепко завязываю вокруг ноги.
Натягиваю ткань так сильно, как только могу, чтобы сделать повязку туже. Это занимает несколько минут, но, кажется, помогает. Мне надо придумать, как очистить рану, чтобы попытаться предотвратить инфицирование. Боже, а что, если пуля все еще там?
Его нога вся в крови. Мне придется смыть ее, чтобы увидеть, что там такое. Меня радует, что вокруг самой раны кровь уже густая и свернувшаяся. Это значит, что мы остановили кровотечение.
— Я намочу ткань в ручье. Обработаю рану.
Я встаю и, собрав как можно больше обрывков ткани, бегу к ручью. Боже, спасибо тебе за ручей, потому что без него мы, вероятно, были бы уже мертвы. Я падаю на колени — боль в ноге просто взрывается — и отстирываю с ткани кровь, пока не смываю столько, сколько смогу смыть. Не став даже отжимать ткань, я бегу обратно. С нее капает вода, мне нужно много воды.
Когда я возвращаюсь и опускаюсь на колени перед Ноа, его прекрасные, полные боли глаза находят мои.
— Посмотрите-ка на нее, — хрипит он, и в его голосе такая мука, что мне больно это слышать. — Ты прямо как настоящий выживальщик.
Я слабо улыбаюсь.
— Кажется, он недооценил меня, да?
— Думаю, да.
Я снова смотрю на его ногу, беру первый пропитанный водой обрывок ткани и начинаю вытирать. Он не издает ни звука, когда я очищаю рану, но его руки, лежащие по бокам, сжаты в кулаки, челюсти буквально сведены. Я продолжаю работать. Смываю столько крови, сколько могу, а затем осторожно прикладываю мокрый кусок своей рубашки к его ране. Ноа шипит сквозь зубы, и я поднимаю взгляд, чувствуя себя ужасно.
— Прости.
Он не отвечает.
Я его не виню.
Убираю ткань и изучаю рану. К счастью, пулевое отверстие чистое.
— Мне нужно, чтобы ты поднял ногу. Мне надо посмотреть, вышла ли пуля.
— Она вышла, — выдавливает он. — Я почувствовал, как она упала, когда ты закатала мои джинсы.
Боже, я знаю, как это больно. Но это к лучшему.
— Я не знаю, задела ли пуля кость, но она прошла ужасно близко. Остается надеяться, что повреждены только мышцы, как у меня. Это будет чертовски больно, но если я могу это сделать, то и ты сможешь.
Я сочувственно улыбаюсь ему, и он сухо кивает.
— Я постараюсь очистить рану как можно лучше. Потом сполосну ткань, высушу и наложу ее как повязку. Это лучшее, что можно сделать.
— Тебе надо забинтовать и свою ногу. Твоя рана кровоточит.
Я смотрю вниз, и, конечно же, моя нога покрыта кровью. Должно быть, я задела рану, пока бегала туда-сюда. Неважно.
— Придумаю что-нибудь, — говорю я, протягивая руку за влажной тканью и возвращаясь к ране Ноа.
Я снова смачиваю ткань водой и выжимаю ее ему на ногу, смывая остатки крови. Я делаю это до тех пор, пока рана не становится чистой, насколько это возможно. Потом наклоняюсь, собираю ткань и снова бросаюсь к ручью. Снова смываю кровь. На этот раз ее стало намного меньше.