– Вот, я встал.
– Я вижу. Нужно свернуть матрас и убрать наверх.
– Немедленно этим займусь.
Окошко для подглядываний закрылось. После сворачивания матраса дела закончились, можно было присесть и отдохнуть. Часам к семи случилось то, чего я больше всего боялся все эти дни: дефекация. Надеюсь, не видели меня через камеру в камере, а если видели, им же хуже. Ищите на ютубе видео «Денис Зорин ходит на ведро». Завтрак в 08:00, надзиратель с надеждой спросил меня, буду ли я кушать. Такое неуместное слово в этом месте… Я не стал отказываться, ибо это очень серьёзное развлечение и способ убить время. На завтрак были отварные рожки с обжаренной морковью и луком. Впервые ел такое на завтрак и впервые в моей жизни ел такое блюдо. Подали в глубокой пластиковой тарелке и с алюминиевой ложкой. Я не побрезговал стаканом от Раймонда, мне в него щедро налили чай по самые края. А когда я отхлебнул оттуда, он оказался сладким! Я удивился и порадовался. Что же была за бурда в первый вечер, я так и не понял. Утром на весь день подают в окно хлебную пайку, три куска серого и три куска белого хлеба. Куски толстые, получается как целая буханка хлеба. «Если я столько буду съедать хлеба, то уже не смогу выйти из камеры!» – подумал я. Хлеб у меня не забрали, мол, пусть будет, на всякий случай. И действительно, выпил чаю с куском серого хлеба (когда сидишь как истукан, это хоть какое-то разнообразие в жизни). После завтрака в коридоре включили радио. Передавали новогодние песни на русском и английском языках, что должно было способствовать праздничному настроению. И были передачи на беларуском языке, что мне очень нравилось и помогало коротать время. Передавали речь Лукашенко перед силовиками. «Я уйду тогда, когда последний ОМОНовец скажет мне «УХОДИ!» Я тогда думал, что мы все должны начать искать этого последнего ОМОНовца.
В некоторые моменты накатывало отчаяние, дико не хотелось сидеть в камере. Порой нападал психоз, и я начинал осматривать камеру на предмет того, чем я мог бы себя умертвить. Такая возможность была весьма велика, просто я не нашёл ничего подходящего. Задушить сам себя подушкой я точно не смогу. Крыша едет реально.
Каким-то образом я досидел до обеда (14:00). Обед состоит из двух блюд: суп и компот. Выступлю в защиту первого: суп вкусный и в большом количестве, плюс хлеб и жить можно. А вот второе уже на ужин. Его можно запросить сразу, а ужинать уже чем Бог послал, либо не ужинать вовсе.
Как проводил время. Сидел на железной кровати, постелив одеяло. По словам Раймонда здесь кровати ещё хорошие, в Витебском СИЗО, где он находится, расстояния между рейками слишком большие, потому всё съезжает туда и сваливается, а по ощущениям, будто лежишь на рельсах. Когда ноги сильно замерзали, а мёрзли они всё время, потому что было холодно, а на мне тонкие носки, к третьему дню превратившиеся в грязные тряпки, то подтягивал пуховик и заворачивал ноги в него. Долго сидеть так не получалось, приходилось ноги спускать вниз, в самый холод (тянуло из открытой двери во двор). Пару раз засыпал, уронив голову на грудь. Проснувшись, не мог поднять голову, потому поднимал её руками. От Раймонда осталось два журнала со сканвордами на литовском. Их я читал время от времени, пытаясь найти знакомые слова. Литовский язык я изучал совсем мало, потом бросил, решив, что нужно больше уделять времени вещам более важным. А зря. Когда глаза уставали разбирать буквы, клал журналы рядом с собой и просто смотрел на обложки, подолгу размышляя. В одном положении сидел часы напролёт. Это дико тяжко, но вариантов не было. Утешал себя тем, что в давние времена пленников сажали в яму, где не было ведра с крышкой, но зато были дожди и ночной холод. В 17:20 доставили мужчину: Евгений Александрович (это отчество) 1984 года рождения. Что-то случилось с его сожительницей, не дотянули до заветной полуночи. Услышал его фразу: «Я взял её с двумя детьми». Мне показалось, что он не раздевался и не приседал со спущенными трусами, его довольно быстро посадили в соседнюю камеру. Вскоре он начал похрапывать, чем привлёк внимание надзирателя. Он схватил дубину и начал лупить ею в его дверь, пока тот не проснулся. Я зажал уши, чтобы не оглохнуть. Спать можно сидя и так, чтобы было непонятно, что ты спишь. Привет тебе, Евгений, если ты это читаешь! Постарайся больше не дебоширить.
В 21:30 вечерний выгул. Сюда входит личный обыск надзирателем и вынос ведра мной. Потом нужно стоять лицом к стене, а в камере проводят всем известный «шмон». Самое неприятное было, когда палкой начинали стучать по кроватям. Стучали изо всех сил. Цель данного мероприятия мне осталась недоступной, а задавать вопросы надзирателям не лучшая идея.