Дождь шел почти исключительно в летние месяцы. Это был всегда мелкий, моросящий дождик, никогда не прорывавшийся ливнем, столь обычным в южных широтах. В течение второго лета частота выпадения дождя была большей, чем в первое.
Мы не можем вычислить среднего давления для какой-либо из посещенных нами точек по той причине, что пребывание наше на каждой из них вследствие непрекращающегося дрейфа всегда бывало очень кратковременно. Поэтому приходится ограничиться приведением средних показаний барометра по отдельным месяцам, помещенных в следующей таблице.
Термометры были установлены нами в 25 шагах от судна, за пределами его вредного влияния на показания. Они были помещены на высоте четырех футов от снежного покрова[168].
Характерные температуры каждого месяца были приведены выше, поэтому сейчас можно ограничиться приведением средних и крайних месячных температур.
Значения давления и температур, наблюденных на борту «Тегеттгофа»
* Во время санной экспедиции в этом месяце наблюдалась температура еще на 3,5° ниже.
Показания минимального термометра считывались ежедневно в полдень. В летнее время одновременно производились наблюдения над термометром с зачерненным шариком. Специальные отсчеты показаний термометров производились летом и в другие часы. Наступление температурного максимума бывало в зимний период незакономерно, и только в конце весны максимальная температура более или менее постоянно держалась около двух часов пополудни. Из этого видно, как ничтожно влияет на ход температурной кривой полуденная заря в полярную ночь.
Средняя температура за 1873 год равнялась, таким образом, на нашей широте −12,95°.
Возвращение в Европу
Последние дни на «Тегеттгофе»
Время забот миновало. С честью возвращались мы на родину: неотъемлемым достоянием экспедиции были проведенные ею наблюдения и произведенные открытия. На предстоявшем пути к дому ничего хуже смерти с нами не могло приключиться. Осталось несколько дней до выступления в поход, или, как говорил Клотц, до «разгрома судовых запасов». Эти дни были посвящены отдыху. На короткий срок все мы превратились в настоящих эпикурейцев, спали, пили, ели и наслаждались жизнью в полном довольствии[204].
Много труда положили мы на то, чтобы обеспечить полную сохранность всех собранных за экспедицию письменных материалов. Лейтенант Вайпрехт упаковал судовые журналы и документы вместе с тетрадями, содержащими метеорологические и магнитные записи, в одну общую жестяную коробку и велел ее запаять. 14 мая он закончил свою работу, а спустя несколько дней я написал последнюю страницу точной копии произведенной нами съемки. Она состояла из двадцати листов и содержала все измерения, произведенные за время путешествий. При переписке я постарался расположить все материалы таким образом, чтобы в случае моей гибели кто-либо другой смог по ним восстановить карту Земли Франца-Иосифа. Эти бумаги были вместе с моими дневниками, зоологическими рисунками и почти 200 эскизами земли, Ледовитого моря и сцен из нашей жизни сложены и помещены в другую жестяную коробку. Туда же был вложен вымпел санной экспедиции, украшавший большие нарты. Коробка была старательно запаяна. Из зоологических сборов пришлось, к сожалению, бо́льшую часть оставить на судне. Удалось захватить только небольшую часть коллекций, отобранную со строгим учетом объема отдельных объектов, а также пробы грунта.
Неожиданно быстро протекло это время. Мы едва успевали оглянуться, как только что, казалось, начавшийся день клонился уже к вечеру.
Все были заняты починкой одежды и приспособлением ее к походным условиям. В кубрике с утра до ночи шили. Отбирались и чинились лишь безусловно необходимые части туалета, все лишнее выбрасывалось за борт судна. За это время здесь накопились целые груды всякого хлама. Судно имело заброшенный вид, на нем были заметны следы разрушения.
Кругом на льду лежало много медвежьих трупов. Новые жертвы все увеличивали их число. 5 мая был убит один медведь, бросившийся на Тороса; второй медведь убежал. 9 мая мы дали несколько промахов по посетившему нас медведю, и зверю удалось скрыться. 11 мая Орел опять подстрелил пришедшего к нам в гости медведя. При осмотре убитого зверя были обнаружены следы прежних ранений, из которых одно пришлось в лопатку, а второе – в голову, на полтора дюйма ниже правого глаза. На кухню шли только лучшие куски мяса, мозг и язык, остальное бросалось. Трупы лежали на льду, наполовину засыпанные снегом. Собаки глодали кости и рвали замерзшее мясо. Они впервые получили свободу, впервые могли наесться до отвала, наконец-то избавившись от скудных и скучных рационов, выдаваемых до сих пор со строгой педантичностью. Месяцем позже это медвежье побоище вызвало бы мор по всей округе[169].
168
Термометры должны непременно висеть совершенно свободно. Выставленные в ящиках, они дают всегда неверные показания, в особенности тогда, когда ящик забивается снегом. В первую зиму мы были вынуждены беспрестанными сжатиями перенести термометры со льда на палубу и поместить их в такой ящик. Не подлежит сомнению, что вследствие этого температура, показанная термометром, во многих случаях оказывалась немного выше истинной. Однако в таких условиях она может иногда показать и температуру несколько ниже настоящей, что легко происходит тогда, когда термометр совсем или почти касается снега. Скорсби (Уильям Скорсби (1789–1857), исследователь Арктики –
Это замечание свидетельствует о серьезном подходе к научным наблюдениям, бывшем на «Тегеттгофе». Все соображения, высказанные здесь, совершенно правильны, хотя в настоящее время имеют только исторический интерес. Недочеты, бывшие в работе метеорологических наблюдателей времен Пайера, теперь давно уже устранены: все метеорологические приборы помещаются в специальных метеобудках, расположенных на высоких столбах. – Примеч. пер.
169
Этим Пайер хочет сказать, что месяцем позже начнется гниение медвежьих трупов, так как они непременно оттают под лучами летнего солнца. – Примеч. пер.