Мысль покинуть судно, бросив его на произвол судьбы, имеет в себе даже в обычных условиях что-то волнующее. Насколько сильнее должно быть чувство тревоги, когда оставляешь корабль во льдах холодного моря! И все-таки даже в таком тяжелом случае привычка сыграла свою роль, значительно притупив болезненное ощущение. В течение долгих месяцев мы пребывали в непрерывном страхе, что льды раздавят корабль, а нам придется спасаться, бежать через ледяную пустыню налегке, без пищи и без крыши над головой. И все-таки этот корабль был в течение целых двух лет нашим единственным пристанищем и стойко хранил нас от всяких невзгод, которыми так щедро одаряет путешественников арктическая природа. Скрываясь за стенами корпуса судна, мы спасались от лютых морозов и свирепых штормов; стоя на борту, мы наблюдали, как выпуклые бока судна отражают напор громоздящихся льдин. Воспоминания обо всем пережитом здесь нахлынули на нас, когда мы прощались с кораблем. На столе в кают-компании был положен документ, содержавший изложение причин, вынудивших нас покинуть судно.
Пришлось расстаться со всеми сокровищами, накопленными во время экспедиции и взятыми с собой из Европы. На судне остались зоологические и ботанические коллекции, инструменты[174], ценная библиотека, полугодовой запас провизии и шестьдесят семь выделанных медвежьих шкур. Кое-кто отнес фотографии своих друзей и знакомых вместе с рамками на берег и повесил их там на скалах. Это делалось из желания избавить эти реликвии от участи судна, которому предстояла, казалось нам, скорая гибель от напирающих льдов; мы видели, что прижатое к берегу судно в конце концов не выдержит этого напора и должно будет пойти ко дну.
, 20 мая. Вся подготовка к обратному пути наконец закончена. Мы говорим могиле нашего умершего товарища «до свидания», а также земле, в которой он покоится, а в скором времени – и нашему кораблю, который так долго давал нам приют. Утром мы погрузили амуницию на сани, а лодки на лодочные сани. Во второй половине дня команду освободили от работ, чтобы каждый смог подготовиться к отъезду. Мы оставили все, что не было необходимо для выживания в экспедиции. У всех с собой столько одежды, сколько они могут за раз на себя надеть, и еще одеяло, чтобы согреться на привале.
Днем мы легли спать, а вечером в последний раз поели на корабле. В 9 ч вечера мы уже собрались около шлюпок, одетые в легкие походные костюмы. Солнце скрылось за тучами, низко нависавшими над землей. Наш путь пролегал к югу, через мрачную, покрытую глубоким снегом равнину.
Достижением этого дня была доставка всего груза на расстояние всего лишь одной мили от судна. Мы впрягались по очереди в шлюпки по 11–12 человек в каждую. Три раза нам пришлось проделать этот путь. На борту «Тегеттгофа» мы еще раз напились чаю и легли отдохнуть вблизи от судна, в снегу.
Такое медленное продвижение вперед оставалось изо дня в день постоянным. Мы проходили в сутки не больше одной мили, и то с большим трудом. Иногда даже это нам не удавалось, и мы едва продвигались на полмили. Стараясь извлечь пользу даже из самого незначительного северного ветра, мы ставили на нартах и на шлюпках паруса, но помощи от них было немного.
Причина столь медленного продвижения вперед заключалась в размягченном состоянии снега. Нарты глубоко проваливались, а лыжи всюду застревали и то и дело закапывались в снег своими низкими передками. Не было никакой возможности перебросить всю поклажу в один прием. Половины нас едва хватало для того, чтобы сдвинуть с места и тащить нагруженные нарты или лодку. Приходилось по пять раз проделывать одно и то же расстояние: три раза с грузом и два раза порожняком. В наших условиях эта работа была подлинным сизифовым трудом!
С каждым шагом мы проваливались по колено в снег, а особенно неудачливые из нас умудрялись проделывать это даже тогда, когда остальные легко проходили по верху сугробов. В частности, это относилось к Скарпе, про которого говорили, что он оставляет на поверхности снега только голову. Часто приходилось разгружать нарты, а еще чаще браться за них всем вместе и тащить из глубокой снеговой ямы. Обычно около половины дневного пути тянуть было сравнительно легко, зато вторая половина проходила в напряженнейшей работе, состоявшей в бесконечном подталкивании, подпирании и вытаскивании нарт. Чтобы достигнуть одновременного напряжения сил, мы затягивали песню. От усталости пот лил у нас с лица. Уже через несколько дней многие из нас сильно натерли себе плечи. К тому же нас мучила еще и жажда. Тяжелее всего приходилось тем, кто не привык много ходить. Они при первой возможности садились в снег, жадно набрасывались на него и ели не переставая.
174
Оставлены были следующие инструменты: один секстан, один микроскоп, один большой и один малый универсальный инструмент, два хронометра Бокса, один карманный хронометр, один магнитный теодолит, один компас с пеленгатором и штативом, один ртутный горизонт, три ртутных барометра, один двухдюймовый телескоп, шесть ареометров, один нивелир, три глубоководных термометра Казелла, пять анероидов, один вариационный аппарат, 25 обыкновенных термометров, 18 минимальных термометров, 18 максимальных термометров. – Примеч. авт.
Этот список показывает, насколько солидно было научное снаряжение экспедиции. Удивляет только то, что Вайпрехт и Пайер оставили все эти ценности на судне, тогда как имелась несомненная возможность перебросить их, хотя бы частично, на берег, где они были бы в лучшей сохранности. Действительно, мыс Тегетхофф посещался впоследствии целым рядом экспедиций, тогда как корабля «Тегеттгоф» никто никогда больше не увидел. – Примеч. пер.