С прежней настойчивостью волокли мы за собой наш тяжелый груз, перебрасывали его с льдины на льдину и – казалось нам – медленно, но верно пробивались к цели. За день 4 июля мы думали, что прошли не менее мили по направлению к югу. Но враждебный нам юго-восточный ветер не прекращался, и вот, когда на следующий день определили широту места, оказалось, что дрейфом нас отнесло на северо-запад до 79°40,5' с. ш. Таким образом за эти несколько дней мы потеряли результаты работы трех последних недель!
Переправа через полынью
В течение следующих двух дней лед кругом нас образовал непроходимые гряды обломков, поэтому поневоле пришлось отдыхать. Еще два потерянных дня, еще два нерационально использованных суточных рациона! Поддерживавшая нас так хорошо охота на тюленей за последнее время тоже испортилась. По целым часам просиживали охотники над берегом полыньи в ожидании появления морского зверя. И часто случалось, что охотники уходили ни с чем. Иногда тюлень вообще не появлялся, чаще всего по нем промазывали, а если и попадали, то не успевали подобрать мертвого зверя, быстро опускающегося на дно. Изредка нам приходилось встречать тюленей, отдыхающих на льду около самой полыньи. Осторожные животные почти всегда успевали вовремя нырнуть в воду.
Еще неприятнее была для нас осмотрительность и недоверчивость, оказываемые нам со стороны белых медведей. Такое поведение их было очень мало похоже на то, с которым мы были хорошо знакомы по прежним встречам с ними. 5 июля к лодкам подошел медведь. Ему навстречу бросились собаки, и зверь сразу же убежал. Тогда мы стали привязывать собак на стоянках крепкими веревками, но и это мало помогало.
7 июля тоже не произошло никакой перемены. День прошел в работе по переброске шлюпок и груза с подтаявшего края льдины, на котором мы находились, в другое место ее, где лед был более крепкий. Приходилось брести через настоящие озера талой воды, возникшие на поверхности льда за последние дни. Определенная широта показала 79°43′!
8 июля нам удалось пройти по узкому каналу несколько сот шагов в южном направлении. Но дальше лед лежал опять сплошной массой. Пришлось снова вытащить на лед шлюпки и ждать, когда лед сам разойдется.
Такая жизнь была для всех нас достаточно безотрадна, но хуже всего приходилось, пожалуй, Карлсену. Старый ледовый капитан провел двадцать лет своей жизни среди льдов и научился стойко бороться со всякими невзгодами, которыми так щедро награждает путешественников арктическое море. Теперь, когда с годами пришла слабость, ему стало не под силу переносить лишения, утомлявшие даже людей иного, чем он, возраста. Безропотно покорялся этот испытанный полярник своей тяжелой судьбе, но нам со стороны было тяжело замечать признаки полного упадка его сил. Он уже не рассказывал нам о белых медведях и моржах, которых умел привлечь к себе одним взглядом или словом; он перестал возмущаться безбожием матросов – этих «славонцев» – и не читал им, как раньше, нравоучительных проповедей за игру в карты в воскресный день; он не удивлялся больше энергичной, но безобидной манере южан вести разговор, который, как раньше казалось ему, непременно должен кончиться потасовкой.
Своеобразной была эта жизнь, эта летняя дача в лодках с парусиновой крышей, какая-то «жизнь в футляре». Вместо мебели нам служили весла, вместо постели мы раскладывали три пары чулок, одну или две под голову, остальные – вместо матраца. В моем дневнике это время описано следующим образом: «Четыре маленьких шлюпки стоят на льду. Каждая из них полна отдыхающих людей. Сейчас ночь. В лодках так жарко, что все поснимали шубы. Наполненные снегом горшки уже спустя несколько часов содержат талую воду. На этот раз Торос не разбудил нас своим утренним лаем. Мы просыпаемся от окрика поваров, передающих внутрь шлюпок котелок с супом со словами “получайте!” Следует небольшое замешательство. Люди бросаются к своим жестяным котелочкам, ищут завалившиеся куда-то ложки и ползают по днищу шлюпки. Скоро возня кончается, и каждый держит в руке котелок с горячим супом, состоящим из смеси пеммикана, гороховой колбасы, хлебных крошек, консервированного мяса, тюленины, легкого, крови и медвежатины. Иногда сюда же кладут еще по куску тюленьего сала, и в этом случае мы называем такое блюдо гуляшом[181].
181
Гораздо хуже пришлось Франклину во время его обратного похода. Он и его товарищи питались студенистым отваром лишайников, несколько утолявшим мучительный голод, но вызывавшим у многих сильнейшие боли в нижней части живота. Они ели исландский мох, с которого сливался первый горький отвар, сушили на огне оленьи пимы и ремни, толкли их и съедали, в пищу шли кости и оленья падаль, гнилое мясо и костный мозг. Отвар из жженой кости и гниющий мозг разъедал губы людей, иногда вдруг совершенно терявших ощущение голода. Из-за недостатка в лишайниках люди принялись варить лабрадорский дикий чай и болотный чай; в ход пошли кожаные брюки и тому подобные вещи… – Примеч. авт.