, 25 августа. Тихий и печальный вечер. Мы разгрузили наши лодки и принесли все на борт. Господин Вайпрехт договорился с русским капитаном Федором Ворониным отвезти нас в Вадсё или Вардё, в зависимости от метеорологической ситуации. Воронин получил в качестве уплаты сумму в размере 1200 серебряных рублей, три наших лодки и различные вещи, которые захотел отдать командир. Корабль назывался «Николай». Воронин сразу начал подготовку к отплытию … Русская команда работает всю ночь. Спокойная погода.
Рыбаки запаслись свежей водой, выбрали поставленные сети и подняли их на судно. Делая эту работу, они пели замечательные народные песни. Мы прислушивались к этому пению с интересом настоящих варваров, потому что пели они изумительно хорошо.
26 августа мы снялись с якоря. Дул благоприятный северо- восточный ветер. Судно покинуло тихую бухту, спасшую нам жизнь. Полным ходом шел корабль, пересекая белое море[200] в юго-западном направлении.
Пришло время писания писем. Кое-кто начал писать еще раньше, во время шлюпочного похода.
27 и 28 августа море было бурным. Ветер с северо-северо-востока гнал огромные валы прямо на наш корабль. При виде их мы пробовали себе представить, что сталось бы с нами в наших маленьких лодчонках, если бы мы отправились в них этим же путем! 29 августа показались берега Мурмана в районе Черного мыса. Последние 200 миль мы шли вдоль невысоких, скалистых берегов Лапландии. На этом пути нам не раз попадались корабли, идущие из Архангельска или в Архангельск; мы смотрели им вслед с таким чувством, будто мы какие-то дикари, занесенные случаем в самую гущу цивилизации и в самый перекрест мировых путей. На все встречные суда посылали мы делегатов с поручением выпросить табака или лист писчей бумаги, не выдавая при этом нашего инкогнито. Нам хотелось первыми добраться до телеграфа и дать знать о своем возвращении.
В течение последующих дней дули противные ветры, заставившие капитана продвигаться, лавируя против них. Наши тирольцы решили при этом, что капитан потерял дорогу и не сумеет добраться до Вардё. Такая задержка в пути была для нас тяжелым испытанием.
3 сентября мы входили в порт Вардё. Восемьсот двенадцать дней длилась наша экспедиция.
На русском корабле
, 3 сентября, телеграмма из Вардё в Вену: «Август 1872 г. – на 14 месяцев замерзли в паковых льдах на северо-востоке (73° в. д.), затем дрейфовали на северо-запад. В 1873 г. обнаружили обширные земли. Октябрь встретили там же. Сохраняли в течение зимы положение 79°51′ с. ш., 59° в. д. Земля – более 82° с. ш.; на 83° с. ш. гарантировано основное ее распространение на север и запад. Май [1874 г.] – покинули непрочное судно. После 96-дневной санной поездки встретили лодки русской шхуны у Гусиной Земли. Криш умер от туберкулеза. Остальные здоровы. Команда превосходно себя оправдала.
Фок-мачта «Николая» украсилась австро-венгерским флагом. Каждый из нас старался привести в порядок свой костюм. Чтобы скрыть недостатки его, мы надели шубы. Стоя на палубе, мы с волнением ждали момента высадки на берег. Судно вошло в гавань. В 3 ч пополудни мы ступили на почву Норвегии с чувством полного освобождения от всех тяжелых испытаний.
Пока лейтенант Вайпрехт оформлял все денежные дела, я взял на себя передачу телеграмм. Весть о нашем возвращении быстро распространилась среди жителей местечка. Они выбежали из домов встречать нас. Я поспешил к станционному зданию. Телеграммы были переданы. Мы знали, что электрическая искра уже несет далеким друзьям весть о нашем возвращении и что она скоро-скоро достигнет их и обрадует.
Экспедиция окончилась. Незабываемым остался для нас обратный путь через Гамбург до Вены, но здесь не место говорить об этом. Зато интересным мог бы оказаться рассказ о том, каковы были наши первые впечатления в связи с сознанием, что мы снова приобщились к жизни всего человечества. Когда-то надеялись мы бросить якорь в родной гавани, но судьба захотела иначе. Старая добрая Норвегия приняла нас со всем свойственным ей гостеприимством. Почти сразу после прибытия нас окружили толпы жителей Вардё. Они питали к нам самые дружественные чувства и с величайшей готовностью шли навстречу всем нашим пожеланиям. Они приносили нам маленькие книжки отпечатанных писем[201] наших родственников, содержащих радостные вести для одних, известия о смерти – для других. Мы направились в предназначенные для нас квартиры. На улицах нас сопровождали толпы людей. Правда, они пришли, влекомые любопытством, но приветствовали нас, почтительно обнажая головы. Только несколько лопарей оказались навязчивыми. Они увязались за доктором Кепесом, который им очень понравился в момент передачи телеграфному чиновнику телеграммы на венгерском языке.
200
Здесь автор во второй раз уже дает Баренцеву морю название «белого». Похоже на то, что он точно не знает, как называть участок Ледовитого моря, отграниченный с востока Новой Землей, а с юга – материком, и условно именует его белым (с маленькой буквы). – Примеч. пер.
201
Комитет экспедиции собрал эти письма, отпечатал и разослал по норвежским портам с тем, чтобы они по возможности передавались нам через посредство ли рыбаков, или прямо в руки в случае нашего неожиданного возвращения. – Примеч. авт.