Часто было нелегко отличить день от ночи по одному только слабому свету полуденной зари. Обычно небо бывало покрыто тучами. Северное сияние, даже в моменты наиболее интенсивной игры лучей, редко давало больше света, чем луна в первой четверти. Какой глубокой, однако, была бы ночь в полярных странах, если бы их покрывали вместо блестящей снежной пелены леса и поля! 20 декабря даже в 12 ч дня едва можно было прочесть самые крупные титульные листы книги. На расстоянии двух шагов уже нельзя было различить человеческих глаз, а в пятидесяти шагах едва различались толстые ванты такелажа.
Велико влияние полярной ночи на настроение. Весь мир человека в это время ограничен светлым кругом от лампы. Однако не одна только ночь связывает его – на подмогу тьме идут холод и бури. Они особенно тяжелы, потому что заставляют держать помещения в темноте даже после возвращения солнца. Несмотря на то что кругом светло, нет возможности снять снеговой покров с судна и возобновить деятельность на вольном воздухе из-за морозов и пурги.
На молодом льду
Культурный человек никогда не сможет привыкнуть к этой мрачной обстановке. Всегда будет он чувствовать себя чужим в климате, против которого должен непрерывно бороться.
Эта страна – родина лишь немногих животных и таких людей, которые не знают лучших условий существования и проводят свою жизнь только в еде и сне. Презрение к холоду и привычка к лишениям – это только опоры физической самозащиты. Подлинная самозащита состоит в непрерывной работе. Тяжелое нравственное состояние от этой долгой ночи усиливалось для нас еще представлением об окружающем нас неизвестном, в которое мы вступали вслепую.
Без внешнего вмешательства состояние изоляции при неустанной умственной работе приводило к счастливому отсутствию мыслей о мрачной действительности. Но такое состояние было нарушено. Контраст между обеими зимовками, проведенными нами на борту «Тегеттгофа», получил точное отражение в нашем душевном состоянии. Вызвано же оно было различием нашего внешнего положения в той степени, какая существует между безнадежностью и надеждой. Первая зимовка была ужасна, но не своими опасностями или тяжестью темных дней, а нравственными страданиями из-за отсутствия цели и деятельности, направленной на ее достижение. Об этих настроениях, во всяком случае в том виде, в каком испытывал их я, дает представление следующее место моего дневника:
«Без волнения констатируем мы на юге закон, гласящий, что интенсивность лучей выражается синусом угла, который они образуют с поверхностью предмета. Но как тяжело воспринимается эта истина в условиях далекого Севера. С каждым днем наш видимый горизонт становится у́же, а окружающая природа бледнеет все больше и больше. Озера, полыньи и маленькие лужи покрылись ледяными мостами и засыпались снегом. Звезды даже днем сохраняют свою яркость.
Птицы улетели, сонно бродит медведь. Ледяные горы застыли среди полей и остановились, как будто потеряли дорогу. Резкие ветры дуют по всем направлениям. Из темных трещин поднимаются туманы, становится все мрачнее, бешено ревет пурга, засыпая пустыню лавинами белого снега. Мороз сковывает ледяные частицы, и в результате недоступный полюс оказывается окруженным сплошной огромной массой льда. Еще в начале декабря в полдень поднималась короткая заря. Нежная розовая полоса под ее дугой плотно прикасается к краю льда; ее скорее отгадываешь, чем видишь. Но уже через час гаснут все огни, и черная пелена ложится под мрачным небосводом. В течение всего долгого темного периода путешественник живет одной лишь мыслью о возвращении регулярной смены дня и ночи.
Блуждания во льдах в первую зимовку
На нашем пути сквозь ночь, бесконечном, как путешествие через Сибирь, исчезновение солнца, сияние луны, отлет птиц и странствования тюленей и хищных зверей заменяют верстовые столбы.
Пришло 21 декабря, середина долгой ночи. Сейчас полдень, но, несмотря на снег, темно, как в полночь.
Не видно больше солнца, только слабая бледно-желтая заря блестит на юге. Солнце находится на 11°40′ под горизонтом, и для того, чтобы увидеть его, нужно было бы взобраться на гору высотой в 181/8 немецкой мили[52]. Мы ничего не видим больше, ни медведя, ни человека, только ухом улавливаем приближающиеся шаги. Наше судно стало непохожим на себя. Мы узнаем его, только находясь совсем рядом, да и то в самых расплывчатых очертаниях. Мерцая над морозной пустотой, высится безграничный небесный свод. Цветные фонари свешиваются с него, поддерживаемые космическими законами. Будто духи, беспокойные и стремительные, пролетают в пространстве падающие звезды. Созвездия бесшумно меняют свое положение и исчезают за чернеющими на горизонте торосами. На смену им подымаются новые звезды. В круговороте 109-дневной ночи не меркнут они, не гаснет их дрожащая улыбка. И это все… Безвольно носимся мы по неизведанным путям, и нигде кругом нет спасения от злой стужи. Мы осуждены сидеть на льдине, управляемой слепым случаем. Каждое колебание относит нас все дальше в тихую страну смерти.