Первые дни апреля мороз был −31°, но в дальнейшем температура стала равномерно повышаться. В конце апреля дневной минимум не превышал −15°, а 28-го температура достигла наибольшей высоты –6,8°. Средняя температура за весь месяц поднялась до –17,5°.
Погода изменилась. На место ясного неба пришли тучи, начались снегопады, уничтожавшие всякий след прежней деятельности солнца. Глубоким слоем лег снег на поверхность льда. Мы увязали в нем по колено. В этих условиях было бы немыслимо путешествовать на собаках, но, по счастью, мы в этом не нуждались. Среди изменений, вызванных смягчением погоды, наиболее важным для нас было, несомненно, возвращение дневного света во внутренние помещения на судне. 7 апреля мы сняли крышку со светового люка и тент с носовой части корабля. Возможность читать без тусклого искусственного света была огромным событием в нашей однообразной жизни. В течение пяти долгих месяцев в помещениях горели керосиновые и сальные лампы, все стены были черны от копоти, и нелегко было придать им снова приветливый и жилой вид. Но гораздо труднее было разгрузить трюм (кроме угольных ям); необходимо было удалить толстую корку льда, выросшую всюду на стенах и представлявшую в талом виде серьезную угрозу для нашего продовольствия. Вскоре мы перенесли на судно бывшие на льду продовольственные запасы, так как с прекращением сжатий пропали основания для их хранения там.
Вокруг зимующего во льду судна накапливается со временем толстый слой различных отбросов, состоящий главным образом из угольной золы. Все эти предметы темнее снега, и вследствие их большей нагреваемости снег под ними подтаивает быстрее, благодаря чему они скоро погружаются вглубь льда. Такой процесс происходит только в случае изолированного положения предметов, а в случае большой мощности и значительной площади слоя последний образует в качестве плохого проводника тепла только защитную кору. Поэтому окрестности наши состояли из смеси малых и больших воронкообразных углублений и крупных ровных площадок, а когда прибавилась еще талая вода, то нас окружили озера и каналы, через которые мы перебросили доски для соединения отдельных островов.
Тем временем начались работы по откапыванию корабля. Снеговой вал, окружавший судно в течение зимы, был убран. Сняли твердый снеговой слой с палубы. При освобождении от снега кормы судна оказалось, что железные прутья, защищавшие винт, сорваны при сжатиях. Но эта потеря не была значительной, а так как в течение следующих месяцев вода в помещениях не особенно сильно прибывала, то мы могли думать, что корпус судна не испытал опасной деформации несмотря на приподнятое положение.
Наступившая с конца февраля тишина побудила лейтенанта Вайпрехта вынести на лед вблизи судна палатку и начать производить в ней срочные наблюдения над магнитными постоянными. Эти наблюдения надлежало произвести 22 апреля ночью. Находившийся на работе Орел вдруг заметил около себя белого медведя, бросил в него шапкой и стал звать на помощь. Прибежал вахтенный матрос и уложил медведя разрывной пулей с расстояния в 20 шагов. Вскоре после этого, 13 мая, произошла вторая неожиданность. Вахтенный матрос Стиглих вдруг увидел в восьми шагах от себя медведя. Он тоже швырнул в него шапкой и побежал к штормтрапу. Второпях он оступился и упал. На его счастье, подоспел Карлсен и уложил зверя. 28 мая мы увидели большого медведя, перелезающего через ледовый вал позади судна. Он упал мертвым, настигнутый разрывной пулей. Желудок его был пуст. Несмотря на свою худобу, он дал нам больше мяса, чем все остальные, так как длина его равнялась полным семи футам.
В конце апреля связь между льдинами стала слабеть и над горизонтом всюду появились темные полосы, указывающие на наличие трещин. Однако они находились на большом расстоянии от нас, так как даже с верхушек мачт их не было видно.
Мы безгранично верили в эти благоприятные предзнаменования, а когда 2 мая до нас донесся издалека знакомый шум сжимаемого льда, то он нам уже не показался страшным: мы слышали в нем голос спасения. Час освобождения из ледяных тисков казался близким. Мы думали, что, даже если нам не удастся достигнуть сказочной Земли Гиллиса, то уж до сибирских безлюдных берегов мы доберемся обязательно. Сибирь стала главным предметом наших стремлений. Впрочем, самые неисправимые оптимисты считали возможным, что нам еще во время дрейфа удастся натолкнуться на новые земли. К этому времени наши пожелания стали настолько скромными, что открытие самого ничтожного рифа вполне удовлетворило бы нас.