На санях через пургу
21 апреля (−17,5°) Орел ушел вместе с большими нартами вперед. Я остался позади с собачьей упряжкой, чтобы произвести с высоты мыса Франкфурт некоторые необходимые триангуляционные работы.
Лишь перед самым мысом Бергхауз мы снова соединились и вместе пересекли широкую полосу холмистого льда. Погода была ясной. На небе ярко пылали диски боковых солнц, а вдали виднелись синие горы. Снег стал снова очень глубоким.
Чтобы облегчить нарты, мы срезали с медвежьих костей и шкуры все съедобные кусочки и. сбросили голые кости и мех в снег. Но этого облегчения было недостаточно, и мы вынуждены были опять остановиться на отдых. С Лукиновичем случился проходящий обморок. Это состояние повторилось, оно было следствием крайнего перенапряжения сил. То же самое произошло и с Заниновичем, человеком исключительной выдержки.
Мы все страшно осунулись и исхудали. Во время одной из остановок я выступил с речью, желая подбодрить людей и подкрепить их упавшие силы. Я рассказывал им о поразительной выдержке, обнаруженной Мак-Клинтоком во время его санных путешествий. Далматинцы поражались стойкости, проявленной англичанами, тогда как тирольцы отнеслись к моему рассказу на этот раз с меньшим доверием. Галлер заявил мне: «И вы верите этому? Вот поглядите, если бы им пришлось эдак тащить, я думаю, они бы выглядели не веселее нашего».
А Клотц, этот оборванный парень, сохранивший от своей прежней апостольской представительности только длинную черную бороду, добавил к этому: «Они бы дольше восьми таких дней не выдержали и словно утки на льду барахтались бы, пока бы не попадали».
22 апреля (−17°) мы достигли вскоре после полуночи берега острова Шёнау. Лед вокруг него был взломан, так что мы снова начали проваливаться в трещины. Когда, наконец, разбили палатку, солнце опустилось к самому горизонту. Красным факелом оно загорелось над лиловыми ледяными буграми, утонувшими в поднявшейся полосе тумана. Все шире и дальше разбегалась эта живая волна, только гигантский конус горы на мысе Бергхауз выступал над ее гребнем.
Взобравшись на вершину горы на острове Шёнау, я произвел здесь последние в эту экскурсию работы по съемке. Положение острова было для этой цели чрезвычайно подходящим. Осматривая окрестность, я убедился, что к востоку от островов Хохштеттера лед был взломан.
Тем временем внизу Орел успел уже разбить палатку и приготовить ночлег. Клотц раскопал продовольственное депо, оказавшееся, к нашей большой радости, нетронутым – медведи так и не разнюхали про него. Итак, миновала пора бедствий: семь часов спокойного крепкого сна придали нам много сил. Бодро двинулись мы дальше.
От корабля нас отделяло 25 миль. Было решено, что я отправляюсь вперед на собаках, чтобы разузнать, находится ли судно все еще на старом месте. Орел должен был идти следом за мной, ведя с собой большие нарты. Этот день тоже отличался исключительно ясной погодой. Еще месяц тому назад здесь свирепствовали снежные бури, и все было покрыто сплошной пеленой белого снега. Сейчас все было залито солнечным светом, и коричневые стены островов отражали его лучи.
Мой путь пролегал вблизи островов Кольдевея и Сальм прямо на юг. Собаки плохо слушались меня. Торос постоянно сманивал Юбинала свернуть с истинного пути. Это безобразие кончилось только тогда, когда мы нашли почти совсем занесенный прежний след нарт. Собаки вдруг как будто почувствовали, что вступили в знакомую местность. Они бежали с высоко поднятыми головами и хвостами, делая по сто восемьдесят шагов в минуту. Этого темпа они не сбавляли даже тогда, когда я присаживался на нарты.
Юго-западный угол острова Сальм был окружен скоплением айсбергов, имевших вид стамух. Я решил устроиться с подветренной стороны одного из этих колоссов. Под защитой его я хотел немного отдохнуть и зажег спиртовую кухню, чтобы разогреть себе мясных консервов и разделить их с обоими товарищами, внимательно следящими за всеми моими действиями. В то время как я старательно разглядывал крошечное темное пятнышко, медленно передвигающееся далеко к северу от меня – это был Орел с людьми и нартами, – вдруг раздался страшный треск, и ледяная гора, под которой я укрылся, развалилась на отдельные глыбы. Громады глетчерного льда упали и продавили под собой ледяной покров моря. Он поднялся острыми гребнями, вслед за которыми хлынула вода из огромного количества образовавшихся трещин. Со звоном покатились обломки льдин по ровной поверхности полей, а куски льда, попадавшие в море, закружились в водовороте. С трудом удалось мне убежать вместе с собаками и затопленной кухней в руках.