Однако сегодня этих малых электростанций нет. Уже к 70-м годам из восьми тысяч таких станций осталось лишь около трехсот (по 150 киловатт). Все остальные были разобраны, разворованы, уничтожены.
Поэтому, когда у нас начался развал гидроэнергетической системы, оказалось, что страна к этому совершенно не готова. Поэтому сегодня и повторилась та же ситуация, которая возникла после войны. Похожая, но по-другому. Сейчас нет дефицита мощностей, как тогда. Но крупные станции просто стоят. Оборудование есть, но оно ржавеет, портится. Почему? Потому что нет потребления, промышленность в основном пока еще не работает. В европейской части теплостанции действуют лишь на 40 процентов мощности. Они бы и заработали, но по новым правилам: утром — свет, вечером — деньги. Месяц отработал — будь любезен, заплати. Вообще-то правильно в условиях нормальной экономики.
Крохотный домик-подстанция и одна или несколько мини-турбин под ним - вот и вся малая гидростанция, которая способна удовлетворить потребности в электроэнергии отдельной фермы или даже большого хозяйства
А вот взгляд с другой стороны. Если река течет, то никто за это денег не платит, но как только вы попытаетесь использовать эту воду, сразу найдутся пять организаций, которые заставят платить за нее. Отбиться нет возможности, потому что нет закона. И сколько они заставят платить за эту воду, опять-таки полный волюнтаризм. Может, одну копейку за кубометр, а может, в десять раз больше. Это определяется местной администрацией. И здесь — другой барьер перед малыми гидроэлектростанциями.
Как уже давно понятно, рост цен в значительной степени инспирирован ценами на энергоносители, главным образом на электричество. Энергетики стали калифами на час, абсолютными повелителями, от которых мы полностью зависим. Развитая система малой энергетики сделала бы население свободным от этих монстров-монополистов.
Думается, малая энергетика загублена не по экономическим причинам, а по политическим соображениям. Потому что малые станции — это энергетическая независимость, а стало быть, и хозяйственная. Что означает малая гидроэлектростанция в колхозе? Это означает, что председатель колхоза не зависит от районной энергосистемы. И может проявлять любую инициативу, позволять себе все, что вздумается. Сейчас колхозов нет, но есть частные предприятия и хозяйства, которым приходится еще труднее. Ведь им энергосеть может назначить любой тариф, в том числе и самый разорительный.
Кроме того, если вы хотите вперед рассчитывать свои затраты, то должны знать, во что вам обойдется то или иное начинание. А не так, что завтра Анатолий Борисович или Борис Анатольевич (или еще кто-то) скажет: "С сегодняшнего дня вы платите не два рубля за киловатт-час, а три с половиной. Не хотите? Я вас отключу". А у вас уже все рассчитано за год вперед. Или за техосмотр назначат 50 или 200 рублей. Почему 50 или 200, никто не знает. Сколько скажут, столько и приходится платить.
На окраинах страны в этом отношении более благоприятные условия. Представьте небольшой городок с населением в шесть или семь тысяч человек, скажем, на Сахалине. Все электроснабжение обеспечивается одной дизельной станцией общей мощностью три с половиной тысячи киловатт. Город живет за счет морепродуктов: рыбы, крабов, гребешка-ракушки, которая крупнее, чем мидия. Мясо этой ракушки считается деликатесным продуктом, японцам его продают по 20 долларов за килограмм. За счет этого город и существует. Была тут раньше судоремонтная база, большая пограничная застава. Теперь их нет. Но остались холодильники. И когда дизельная станция вырубается, то все, что в этих холодильниках, пропадает. Если в этих холодильниках 10 тонн цзебешка, каждый килограмм которого стоит 20 долларов, то несколько часов ракушка еще продержится, но если придется ждать 12 часов, все испортится.
А отключаются дизели потому, что уже 30 лет отработали. Главное, нет даже времени на нормальный ремонт, когда они ломаются, ведь холодильники нельзя отключать. Поэтому две гидромашины по 600 киловатт, которые они у себя поставили, позволяют им разгружать дизель, производить ремонт.
Типичный случай для удаленных районов. Естественно, протягивать электролинии в мелкие населенные пункты, которые характерны для таких регионов, просто невыгодно. В подобных случаях подчас используют дизельные станции. Но солярка, на которой они работают, там стоит "бешеные" деньги.
Если мы в центральных районах платим за нее по 60 копеек за литр, то там — 10 рублей. Причем даже ее не всегда удается получить, а дизель ее мгновенно "съедает". На каждый киловатт-час идет около 300 граммов солярки. Получается ловушка, в которую загнаны предприниматели и различные хозяйства в этих районах и из которой почти невозможно выбраться.
Но все поселки и мелкие города обычно расположены на реках. И поэтому, вложив один раз деньги в малую электростанцию, можно уменьшить потребление солярки, обеспечить нормальный ремонт этих дизелей, плановую их замену, экологическую чистоту, наконец. Подобные гидростанции с небольшой мощностью — 500 или 600 киловатт — вполне достаточны для поселка от ста до трехсот домов, для его некрупной промышленности, например, консервного завода, сыроварни, маслобойни.
Сегодня каждый год вводится в эксплуатацию лишь несколько агрегатов, которые проектируют и изготавливают у нас в основном две фирмы в Москве (ООО "Фирма МАГ14-Э") и Санкт-Петербурге. Ограничив себя выпуском гидромашин до 600 киловатт, они делают их разной мощности, в том числе и в 250 киловатт, и даже совсем крохотные — в 30 — 50 киловатт. Но, конечно, этого количества недостаточно для создания в масштабе страны дешевой и эффективной технической системы малых гидроэлектростанций.
Малая энергетика, малые электростанции — это источники энергии, экономически рентабельные, социально приемлемые и экологически чистые, это мощный рычаг для возрождения промышленности и развития строительства, это освобождение от оков зависимости предприятий и хозяйств, это экономическая и энергетическая мощь страны.
Игорь Лалаянц
Кипит наш разум
И. М. Сеченов, которого все знают как автора "Рефлексов", писал в своих "Автобиографических записках", в которых описывается история несчастной любви поэта Аполлона Григорьева к молодой девушке; что "медицина тогдашнего времени, как наука, содержала в себе мало культурного". Слова относятся к концу XIX века. То же самое можно было бы сказать и век спустя, что особенно справедливо в отношении нашего мозга.
В любом языке имеются примеры "умерших" слов и выражений, которые современные носители языка по инерции употребляют, но не понимают их значения. Возьмем для примера древний индоевропейский корень "гв", от которого происходит выражение "разговеться", употребляемое старыми людьми для обозначения первой трапезы после поста. Современный носитель вряд ли объяснит его значение.