В начале беседы с ними пришел молодой живописец, вчера письмом просивший свидания и уведомленный, что ежедневно с трех часов может видеть меня. Говорил я со студентами, как начал, нисколько не обращая внимания на него. А оказывается, что на него–то именно и произвела впечатление моя речь. Когда ушли те, он прямо заявил, что верует в Бога и просил дальнейшего оглашения, почему дан ему адрес катихизатора в квартале Асакуса, где он живет. Потом была речь об искусстве, об идеалах, о том, что без религии в душе невозможно иметь высших идеалов и быть настоящим художником, особенно в религиозной области, которой он ныне занят, рисуя будд и прочее. В конце свидания я стал расспрашивать его о нем самом, отнюдь не вызванный к тому чем–либо с его стороны, и оказывается: двадцати двух лет, из Кокура, сын резчика, бежал от отца, чтобы в Кёото учиться рисованью, но пойман и возвращен домой, учился потом в гимназии, опять предался рисованью, которому учился сначала Кёото, теперь уже три года учится здесь, у одного известного живописца, в Уено. Отец сначала помогал ему содержаться, теперь ничего не присылает; почему сей юноша вечером с восьми часов до одиннадцати обращается в «дзинрикися», чем зарабатывает себе на пищу, которую сам себе варит; ложится спать иногда без ужина. Все это сказано было так просто, что не могло не вызвать жалости. Я дал ему 3 ены для того, чтобы он уже не возил больше тележку по вечерам (ибо получит на пищу и на следующий месяц); он не вдруг принял, но принял с фразой, что, быть может, сумеет потом отплатить он, и ушел с вежливым поклоном, а на улице, пока я видел, утирал слезы с своих покрытых очками глаз, что делал, видимо, совсем не для меня.
Из Таката Григорий Котака хвалится надеждами на успех. Из Нагасаки христиане просят катихизатора вместо уволившегося Тита Уехара; есть–де желающие слушать. По–видимому, и Хокурокудо начинает желать христианства.
19/31 октября 1896. Суббота.
Расчетный день сегодня; взято было из банка три тысячи ен; одна тысяча пошла на полумесячный расчет по постройке Семинарии; двух тысяч не хватило на расплаты по обычным месячным расходам (школы, священнослужители и причетники, печать и подобное). Расход все возрастает, а Японская Церковь не дает ни гроша — все на плечах русской братии. Что будет дальше, Бог весть! Что, как русский брат стряхнет с плеча сию тяжесть, хотя, положим, и не очень обременительную для него? Мол, «становись же на свои ноги, иначе что ж ты за брат мне! Может, просто мертворожденный»…
Из Кумамото катихизатор Георгий Оно пишет. Есть там цветущая буддийская школа. Студенты оной иногда одеваются в белое платье и предпринимают благочестивые странствия; все думают, что это — аскетические упражнения, а оказывается, что они отправляются в горы просто на охоту за зайцами — «усагикари». Приводит это Оно в пример лицемерия буддистов и того, что они сами не веруют в свою веру, а только стараются извлечь из нее пользу или удовольствие.
20 октября/1 ноября 1896. Воскресенье.
Был в Коодзимаци у оо. Павла и Алексея Савабе, чтобы с последним сходить осмотреть места, подысканные для покупки под Церковь; одно — негодно, другое, в Иоцуя, очень хорошо, но, кажется, продано. Сказал я, что на десять тысяч ен могут рассчитывать от Миссии, но не иначе, как если место будет не меньше 800 цубо, и в местности, приличной для постройки храма. Деньги эти — те, которые я готовил было для покупки места внизу для Семинарии. Церковка в Коодзимаци — и спрятана позади домов, и закрыта валом, и мала, и стара; одушевленная Церковь выросла из нее, как вырастает отрок из младенческого платья; а между тем самим им — где построить! Хотя и могли бы по средствам: Моисей Тодороги один мог бы, но нравственно не выросли они до таких пожертвований.
Стефан Камой [?], катихизатор Кокура, кончивший курс Семинарии, составил Пасхалию и прислал сюда для просмотра и напечатания. Отдал я на рецензию диакону Стефану Кугимия, но ни он, ни о. Павел Сато, никто из других служащих Церкви не поняли ничего из нее (равно как не понял и я сам, когда по получении рассматривал ее). Приятно было бы поощрить труд, но приходится отказать в напечатании.
21 октября/2 ноября 1896. Понедельник.
Из Сенума за последние три года присылали — по 100 ен два года и 60 ен в этом году — сюда для положения в банк на проценты и хранения депозитных документов в Миссии. Так собирались мало–помалу образовать капитал для содержания катихизатора и потом священника. Но ныне 200 ен вытребовали на покупку земли под церковный дом — старый–де требует слишком большого ремонта, а земля под ним не продается. Посланы сегодня 200, с накопившимися процентами 16 ен 25 сен.
О. Симеон Мии просит дорожных в Вакаяма, чтобы поехать туда с о. Сергием Судзуки и сдать ему сию Церковь, а также в Нагоя (бывшую Церковь о. Иоанна Оно), чтобы исполнить там требу; извещает еще, что у него, о. Симеона, родилась дочь в то время, когда он посещал Церкви Тамба и Танго, нареченная Устинией. Отвечено поздравлением, наставлением и посланы дорожные.
Была всенощная, потому что завтра рождение Японского Императора, пели причетники, молились все учащиеся; мы с Накаем сидели за переводом Второго Послания к Тимофею и едва за три часа одолели 14–20 стихи Второй главы.
Восшествие на престол сегодня нашего Государя. Но службы в Посольстве не было, ибо нет ни священника, ни псаломщика; я мог бы отслужить, но петь некому.
22 октября/3 ноября 1896. Вторник.
С семи часов литургия, отслуженная тремя священниками. На молебен выходил и я. Пели все оба хора. Христиан в Церкви, кроме учащихся, почти ни одного не было. А погода была превосходная, и целый день был лучшим из осенних дней, светлый и тихий. Я занят был в библиотеке очисткою книг от летней плесени.
Андрей, звонарь, захворал сильной оспой. Избави Бог, не выдержит! Человек очень нужный для Церкви; кроме его, только Марк, повар ученический, несколько понимает звонарство. Не пришлось бы опять учителя звонарства выписывать из России.
23 октября/4 ноября 1896. Среда.
О. Петра Кавано письмо — в три сажени; и чего только там нет! Хорошего только ни на дюйм. Между прочим, предлагает послать старика Якова Китагава «наемником» (ятой–бито) за 6 ен в месяц катихизатором в «Куцинохару», — старика–ребенка, вероятно, уже совсем забывшего веру; ну как же можно! — Просит выслать семью Павла Сибаная в Ойта. Из Хоккайдо–то? Дорожные — страсть! А еще неизвестно, уживется ли Сибанаи в Ойта, — такой слабый и вялый. — Петр Тадзима, плохой христианин в Ойта, беспокоит его полсажень; «пишет–де ему — Тадзима — из Токио Исайя Мидзусима, что на него — Тадзима — поступают доносы из Ойта в Миссию, что он — Тадзима — то и то»… Тадзима для Миссии совершенно не заметен, и никто Миссии не напоминает о нем. О. Петру следовало бы сопровождать сие, а он — полсажень письма да еще ответа требует! Плох совсем о. Петр и по уму, и по бездеятельности, и по мелочности.
24 октября/5 ноября 1896. Четверг.
О. Павел Морита пишет, что Павел Хацисука, бывший катихизатор, потом развратившийся, ныне покаялся и просится на службу Церкви. Не в первый раз уж это. Но нельзя; нужно хранить честь и имя сословия катихизаторов. Что Хацисука опять вступил на добрый путь — это приятно, и дай Бог ему ныне удержаться, но пусть найдет себе другой род службы.
О. Петр Сасагава пишет, что Василий Хариу, катихизатор в Наканиеда, в параличе и при смерти. Жаль и катихизатора, нехорошо и в материальном положении для Церкви: опять придется семью катихизатора взваливать на ее плечи; но что делать и иначе, коли у всех их, голяков, один воздух для питания!
25 октября/6 ноября 1896. Пятница.
Из Яцусиро, на Киусиу, недалеко от Кумамото и Хитоёси, бонза, двадцати одного года, пишет, просится слугой в Миссию; письмо бойкое, пишет, что изучил буддизм в своих школах и протестантство от иностранного миссионера, который будто бы ныне вернулся в Америку, и потому он, бонза, не может пользоваться его христианскими уроками. Отвечено, чтобы отправился к нашему катихизатору в Хитоёси, а сему последнему написано, чтобы преподал вероучение, если он явится.