Беспрерывный приход поздравителей; отдохнуть не удалось. В одиннадцать часов отправился с крестом к русским: к Ивановым в Imperial Hotel, к посланнику и всем в Посольстве; у всех пропето было христо–славленье, — мною же и за причетника; позавтракал у посланника, согласно вчерашнему приглашению от Анны Эрастовны. Дома у себя — русские гости–поздравители — из Посольства и с военного судна. В пять часов вечерня, на которой также были Ивановы, зашедшие потом ко мне и пожертвовавшие сто ен на Церковь, двадцать пять ен певчим, пять ен моему слуге Никанору, подарившие куклу Кате Накае (Маленды дочери) и увлекшие меня к себе на обед; вернулся от них в двенадцать часов. Что за милые они люди! Что за теплые души!
14/26 апреля 1897. Понедельник
Светлой седьмицы.
С семи часов Пасхальная служба; кончилась в половине одиннадцатого. Служили со мной, как и вчера, отцы Павел Сато, Роман Циба и Андрей Метоки. Детей очень много приобщалось. Потом оба хора христославили у меня; дано: младшим певчим по двадцати сен, старшим по сорок сен, учащимся и причетникам по одной ене. Потом пели из Коодзимаци с о. Алексеем Савабе во главе; о. Павел Савабе был тут же; угощены все и дано певчим и воскресной школе десять ен, учителю пения одну ену.
В один час я отправился в Иокохаму с крестом к русским; христославил у консула князя Лобанова, у морского агента Ивана Ивановича Чагина и военного полковника Николая Ивановича Янжула, жена которого Марья Николаевна — в чахотке, но какая редкостная хозяйка! Какой у нее пасхальный стол, какой кулич и бабы!
Вернувшись, застал просьбу протестантов одолжить фортепьяно для концерта в ихнем молитвенном доме «Tabernacle» в Хонго в пользу какой–то ихней бедной школы и самого этого «Tabernacle»; дали старое (впрочем весьма исправное) из Женской школы; застал еще письмо отца архимандрита Сергия из Афин; собирается сюда вместе с о. Андроником (каким–то инспектором Семинарии, которого он считает очень способным к миссионерству), который пророчит: «Нас Бог в конце концов устроит туда» (в Японию). Уж не тот ли это, которого я чаю?
О. Мии из Кёото пишет, что они встретили светлый праздник уже в новом доме, в устроенной там молитвенной комнате.
15/27 апреля 1897. Вторник
Светлой седьмицы.
С семи утра Пасхальная служба, как вчера. Японских христиан было очень мало; русских человек пятнадцать матросов с «Памяти Азова»; о. Роман отслужил им потом, по их просьбе, молебен.
Разделены двадцать пять ен певчим, данные полковником Ивановым с супругой; пришлось: двум регентам по 50 сен, старшим певчим по 18 сен 6 рин 6 моу, младшим, то есть с недавнего времени поющим, по 9 сен 3 рин 3 моу, ибо всех певчих 146 человек.
Был потом я у профессора Рафаила Густавовича Кёбера христославить. Читали затем с Давидом церковные письма, но устал я очень, — много не прочитали и замечательного ничего не вычитали. Видно, впрочем, что церковное дело оживленнее ныне, чем в прошлом году.
16/28 апреля 1897. Среда
Святой недели.
Располагал было я сегодня утром отправиться в Тоносава, чтобы распорядиться некоторым ремонтом зданий и приготовлением их под помещение учениц во время будущих каникул, но целую ночь и все утро рубил такой беспрерывный дождь, что отбил всякую охоту двинуться из дома, тем более, что послезавтра расчетный день, к которому нужно приготовиться завтра. И потому с утра вплоть до двенадцати часов читал собравшиеся поздравительные письма, почтовые листки и телеграммы. Последних было двадцать семь, вторых семьдесят четыре, первых шестьдесят два, — в нынешнем году гораздо больше, чем в прошлом; но из дальних мест еще не пришли. Прочтены и накопившиеся за последние четыре–пять дней церковные письма, числом около пятидесяти: несколько извещений о крещениях, большею частию описание провождения Страстной седьмицы и праздника пасхи с описанием, как служили, сколько было молящихся, как разговлялись и подобное. — Интересно письмо одного язычника из города Сакаи, в провинции Акита: описывает печальное состояние молитвенного дома, построенного, вероятно, протестантами: крыша провалилась, внутри живут летучие мыши и крысы, — люди давно не пользуются им (значит, была чья–то христианская община до того цветущая, что и Церковь построили; но потом все потеряли веру, и община разрушилась до того, что нет ни одного человека, который бы позаботился о доме Божием). Печалит это состояние автора письма, ибо он сочувствует христианству и предлагает он поэтому себя на служение христианству. — Но что с ним делать? По близости его нет ни одного нашего катихизатора; позвать его сюда для научения веры? Не знаешь, что за человек. Пошлем ему катехизис и напишем, что может, если хочет, на свой счет прийти в Токио, чтобы узнать наше вероучение и сделаться христианином, а затем, если все будет благоприятно, и с его, и с нашей стороны, поступить в Катихизаторскую школу.
Женская школа сегодня располагала отправиться всем составом своим за город на гулянье, и с каким восторгом девочки готовились вчера к этому своему, ежегодно в это время повторяющемуся, празднику; зато в каком комичном неудовольствии сегодня на этот противный дождь!
17/29 апреля 1897. Четверг
Святой недели.
Прелестнейшая погода. — Так как после смерти звонаря Андрея некому позаботиться о чистоте библиотеки, то я предложил сегодня иподиакону Моисею Кавамура, редкому из японцев по аккуратности содержащему ризницу в таком отличном порядке, взять на свое попечение и здание библиотеки, то есть в тихие солнечные дни открывать окна, но закрывать их тотчас же, как начинается ветер с пылью; открывать иногда и книжные шкафы; по крайней мере, раз в неделю обметать пыль везде, — с окон, столов, шкафов; по крайней мере, раз в год обтирать все до единой книги, и делать это исключительно самому, — разве с моею помощью, — чтобы не нарушить порядка в шкафах — ни одной не переставить на неположенное ей место и прочее. Обещал давать ему за эту службу, от себя лично, по одной ене в неделю — четыре ены в месяц. Он охотно согласился.
Петр Ямада, которого я считал бездарным и ничего не стоящим катихизатором, оказывается, напротив, очень дельным и успешным: тринадцать человек у него крещено в Мияно и Цукитате, один даже глухонемой найден хорошо приготовленным и крещен; священник экзаменовал его письменно. Господь разберет: дух ли катихизатора в тайне горящ, люди ли особенно заслужили милость Божию, урок только нам: много не полагаться на свое мнение, а давать место действию Божию.
Впрочем, об иных катихизаторах можно почти наверное сказать, что добра от них не будет: о. Борис Ямамура пишет, что Александра Хосокава, катихизатора в Ханава, лишил причастия; пьет, должно быть, как до школы, так иногда и в школе; новых слушателей у него ни одного, и Церковь в упадке. Придется убрать его оттуда.
Из Хиросаки шесть христиан пишут, что Иоанн Котера оклеветан христианином, недавно писавшим сюда о негодности Котера; христианин этот пьяница и дурного поведения; Котера старался исправить его, а он озлился на это. Христиане пишут это к о. Борису, которому я поручил исследовать, а он препроводил письмо сюда. Ладно!
Учительницы Женской школы справляли сегодня «доосоквай» («собрание однооконниц», по–нашему, однокашниц). Старуха Анна пришла сказать, что в три часа, по окончании своего собрания, «однооконницы» придут ко мне принять благословение. И пришли: человек тридцать дам и девиц. Выпускных из нашей Женской школы. Посадить их было негде, угостить нечем: приняли благословение и по красному яйцу с неубранного еще пасхального стола и удалились. Но что это за прекрасный вид: все цветущие молодостью и здоровьем, иные с здоровенным младенцем на руках, — все отлично наученные и безукоризненные христианки!
18/30 апреля 1897. Пятница