Их сменила визитом m–me Ямада, мачеха учительницы Елены Ямада. Некогда было с нею долго толковать, ибо уже было за шесть часов, и Накаи пришел для перевода. В коротких словах она передала, что Елена разливается слезами, сидя в своей комнате. Из–за чего? Принуждают ее выйти за Григория Такахаси, согласно ее прежде вымолвленному слову, тогда как она ныне передумала и хочет за служащего Церкви (Иоанна Кавамото), прося для этого отсрочки на год или на два, чтобы служить в это время учительницей, как ныне; Анна же, начальница школы, говорит, что, если отказывается от своего прежнего слова, то должна оставить школу. — Я сказал, что не мешаюсь в такие дела, как сватовство: эти дела, по–моему, должны быть предоставлены свободе тех, кого они прямо касаются, и их родителей, обязанных руководить советом в сем случае. Впрочем, не вижу причины, почему бы Елена была удалена из школы, если не хочет выйти за одного, предпочитая другого, к которому более лежит ее сердце, и который тоже законным образом сватается.
23 апреля/5 мая 1897. Среда.
Начал ходить сегодня на практический класс проповеди по Православному исповеданию (Осиено кагами–но ринкоо); класс после обеда с половины третьего до половины четвертого; приходят ученики старшего и младшего класса Катихизаторской школы; в старшем ныне шесть человек, в младшем три. Никогда еще не была Катихизаторская школа так бедна и количеством, и талантами.
Павел Окамура пишет, что нет возможности поселиться в Ономаци (который сам же прежде избрал): квартир нет, и если есть, то недоступно дороги (железная дорога там проводится, и прочие причины). Предлагает поэтому водворить свою особу в Фукусима, или в Михора. Предпочтительно первое, ибо город больше (тысяч пятнадцать жителей), и православная проповедь там несколько звучала; в этом смысле и написано ему.
24 апреля/6 мая 1897. Четверг.
О. Петр Ямагаки, из Хакодате, пишет, что учитель тамошней церковной школы и вместе катихизатор Андрей Судзуки просится в отставку, — нашел–де на стороне место более выгодное; что ж, — удержать нельзя, — с Богом!
25 апреля/7 мая 1897. Пятница.
О. Павел Савабе отправляется посетить приход о. Петра Кавано, на Киусиу. Дано ему на дорогу до Кокура десять ен да запасных, на всякий случай, пять ен; завтра же надо послать сорок ен на путешествие по Церквам на двоих: отцам Савабе и Кавано. Дорого стоит, но будет ли прок? Рассказал ему об о. Петре и его Церквах, давал перечитать оттуда письма за последнее время, просил одушевить, возбудить, направить; он больше пессимистическим нытьем, или бессодержательным разглагольствованием отвечал на мои речи…
26 апреля/8 мая 1897. Суббота.
О. Павел Морита, по обычаю, водным потоком разливается, описывает свое путешествие по Церквам, а нового только и есть, что катихизатор в Икеда, Игнатий Канан, очень ленив, за что будто бы о. Морита сильно его бранил.
Некто Ивама, из Яманаси, бывший католический катихизатор, в прошлом году чрез о. Феодора Мидзуно просился в Катихизаторскую школу; ныне опять, из Оогаки, просится. Написано ему, чтобы сначала сделался, если достоин того, православным христианином, к чему имеет возможность, так как в Оогаки есть наш катихизатор. Послано было извещение о нем и катихизатору Матвею Мацунага с приложением письма Ивама и ответа моего ему в копии. Мацунага пишет, что Ивама был у него раз еще давно, в плохом платье и с передником — знаком, что служит где–то в лавке приказчиком; говорил, что был католическим проповедником, бросил сие звание по недовольству им; пришел в Оогаки служить — не доволен и сею службою и хочет к нам в Катихизаторскую школу. Видно, что дрянь, пройдоха. Не принимать и в Церковь без самого тщательного испытания.
Петр Такеици, катихизатор в Каназава, извещает, что в шестом месяце женится. Послать десять ен на свадьбу.
Яков Негуро, катихизатор в Аннака, извещает, что женится в седьмом месяце на Феодоре Такеи, что ныне учится в нашей Женской школе. Послать десять ен в седьмом месяце.
27 апреля/9 мая 1897.
Воскресенье жен–мироносиц.
До Обедни о. Павел Сато выпросил две ены на гостинцы детям воскресной школы: у них сегодня «ундооквай» — прогулка в Уено после обеда: пойдут мальчики и девочки; с последними будут и большие христианки; со всеми же отцы Сато и Циба.
У Обедни было особенно много христианок. После Обедни и они делали «ундооквай» в Уено, где для своего собрания приготовили один чайный дом. Итак, этот женский праздник начинает водворяться между японками. Это хорошо. Проводят они его, несомненно, благочестиво, говоря религиозные спичи и кушая чай и дешевые конфекты. — Жаль только, что сегодня дождь мешал.
28 апреля/10 мая 1897. Понедельник.
О. Яков Такая описывает свое путешествие по Церквам; кое–где были крещения. Вообще же вяло у него.
Из Казоо письмо от имени двух христиан — Сато и Миезава, но без печати последнего, — что они отрекаются от христианства, «оставляют Церковь», по их выражению. Впервой такое заявление вижу и слышу. Понять, впрочем, это легко: были там три христианских дома лет семь тому назад; сильное гонение воздвигли на них язычники, особенно по случаю смерти и погребения одного из христиан; толпы язычников тогда стеклись, даже из окрестных селений, чтобы не дать христианину места на общем кладбище. Место мертвецу дать были принуждены от властей, но сделали, по крайней мере, что гроб не был внесен в кладбищенские ворота: для внесения его к могиле на кладбище сделано было отверстие в ограде, куда и пронесли мертвеца, — что язычники сочли тогда великим торжеством для себя, а христиане были напуганы. После того, к несчастью, не было возможности поместить там катихизатора по незначительности Церкви, а посещал от времени до времени ее священник. И вот, что значит отсутствие катихизатора, и вот, что значит катихизатор, как бы плох он ни был: при нем Церковь непременно сохраняется, без него падает и уничтожается. Впрочем, посмотрим еще, в Казоо что будет…
29 апреля/11 мая 1897. Вторник.
Вчера ночью подали телеграмму из Фукуяма (в Циукоку), что с Павлом Окамура — апоплексический удар, сегодня утром другая телеграмма, что он помер. До слез жаль бедного! Самый старый из катихизаторов; хоть никогда не отличался заметной деятельностью, но все же служил, и ныне кости сложил, пристраиваясь на новом месте службы. Пятеро детей оставил: две девочки в нашей школе, три другие при матери; воспитаем, даст Бог, всех; не дадим семье долголетнего служителя Церкви познать горечь бесприютного сиротства, — нет, храни нас Бог от этого!
Школы сегодня имели рекреацию; ученики ходили в Оомори, ученицы в Уено; первые едва в двенадцатом часу добрели туда; обед им также доставили туда; оттуда, нагулявшись и утомившись, маленькие вернулись по железной дороге, кто побольше — тоже, пешком.
Я ездил в Тоносава распорядиться насчет ремонта зданий в ожидании на каникулы в нынешнее лето учениц — их очередь.
30 апреля/12 мая 1897. Среда.
Утром послал телеграммой двадцать ен на погребение Павла Окамура в Фукуяма. В один час была панихида по нем в Соборе; были все учащиеся; служили со мной отцы Сато, Циба и Мидзуно; помянули на панихиде и Вениамина, сына о. Якова Такая, и Феклу, мать тоже почтенного катихизатора Павла Хосономе, — недавно померших, о которых молитв просили. — Услышал от Анны Кванно, что дочери Павла Окамура в Женской школе очень плачут, и потому призывал их несколько утешить. Сегодня было и погребение Окамура, по телеграфному известию от о. Игнатия Мукояма. Написано к о. Мукояма, чтобы он позаботился о вдове с детьми; написано и ей; сущность: Церковь воспитает детей, не бросит и ее; пусть она решит: останется ли жить у своего отца, в Оосака (кажется, очень бедного человека), или приедет с детьми сюда; в последнем случае будут тотчас же посланы ей деньги на дорогу.