Павел Ода, катихизатор в Саннохе, чрез своего священника о. Бориса, прислал свою отставку и приводит странную — и, вероятно, истинную — причину оной: отец его, старик, развелся с своей женой, мачехой Павла, — так нужно ему отправиться домой, чтобы иметь попечение об отце. — Написано к Павлу Хосои, катихизатору в Ицинохе, чтобы он позаботился о Церкви в Саннохе; даны будут ему дорожные на посещение сей Церкви.
12/24 декабря 1897. Пятница.
Целый день был на экзамене в Женской школе. Как всегда, по Закону Божию отвечали без запинки. Младшим Священную историю преподает Текуса Огивара (Сакаи), и они учату нее с ее рассказа, поэтому и отвечали своими словами, но так бойко и складно, как будто читали по книге.
— Сколько раз вы рассказываете урок девочкам, чтобы они так отчетливо его запомнили? — спросил я у Текусы.
— Старшим один раз, тем, что поменьше, — два.
Подивился я вниманию и понятливости одиннадцати–тринадцати–летних девочек и посоветовал Текусе более внимательно готовить свои рассказы ([?]) и к словам Священного Писания не присочинять своих; метод же ее одобрил и за труд благодарил.
Роман Фукуи описывает свою поездку для проповеди в Макабе. Слушатели у него были самые разнообразные. Между ними особенно замечателен один, по прозванию «Кин–воо–кёу» [?] (помешанный на патриотизме); семь лет тому назад он был посажен в тюрьму на десять лет за замысел разрушить посредством динамита наш храм на Сурагадае; шесть лет он просидел в тюрьме и в начале нынешнего года по милостивому манифесту выпущен, но с тем, чтобы три года состоять под надзором полиции. Дай Бог, чтобы он сделался христианином! Сделавшись, вероятно, будет таким же преданным приверженцем, каким был бы прежде противником. — Исикава, по письму Фукуи, — человек, с которым нужно блюсти осторожность. Дурного про него ничего он не имеет, но переменил Исикава больше полдюжины званий и состояний; был большим ревнителем буддизма. Написано Роману, чтобы не торопился [с] крещением Исикава, который уже просит оного.
Сегодня в Семинарии поставлены два столба, и чрез них введены ворота [?] в систему электрического освещения города: над воротами Семинарии заблистала электрическая лампа в двадцать свечей.
Мы с Павлом Накаем ходили смотреть и нашли это очень приятным. Будет стоить три с половиною ены в месяц за всенощное освещение.
13/23 декабря 1897. Суббота.
На экзамене в Женской школе ученицы (среднего возраста двенадцати–пятнадцати лет) по Толкованию Евангелия Матфея, другие по Катихизису, кроме двух, — все ответили на полный балл; по Катихизису сами себе задавали и вопросы, не как в Семинарии, где нужно задавать каждый вопрос. — После обеда был в Семинарии на экзамене по гимнастике, которая новым учителем преподается отлично. Отчасти и ей, должно быть, мы обязаны тем, что больница наша стоит совсем пустою.
О. Тит Комацу пишет, что Рождество Христово будет встречать в Оцу, — просятде туда служить в праздник. Но главное, конечно, что совсем, по–видимому, расстроились его добрые отношения к христианам в Уцуномия, — его «Хонквай». На будущем Соборе нужно будет устроить перемещение его из Уцуномия; иначе вконец расстроится эта Церковь.
В Нагоя христиане купили церковную землю и строят церковный дом; но в долгу Церковь 1.300 ен. Вероятно, произойдет потом беда, то есть разлад христиан и охлаждение веры у них, как уже бывало много при подобных обстоятельствах. Но и как удержать было их, коли они сами предварительно пожертвовали на это церковное дело — у них больше тысячи ен?
О. Борис Ямамура пишет, что во время объезда своих Церквей, не доезжая Аомори, простудился в сильную стужу и в холодном вагоне третьего класса; почему в Аомори пролежал больным десять дней, и затем, не посетив двух Церквей (в Куроиси и Хиросаки), вернулся домой, чтобы совсем выздороветь. Во время болезни, впрочем, он совершил в Аомори все требы. Очень жаль бедного труженика, лучшего из наших священников.
14/26 декабря 1897. Воскресенье.
На Литургии человек сорок причастников было.
Пред Литургией кандидат Пантелеимон Сато пришел с своею сегодняшнею проповедию — прочитать мне; кончивши это, он стал восхищаться возвышенностью Посланий Святого Апостола Петра, на текст из которых была проповедь и, не останавливаясь, с тою же серьезностью продолжает:
— Вчера были роды.
— Какие? — спрашиваю я в недоумении.
— Жена.
— Чья?
— Моя.
— Что ж она?
— Родила.
— Поздравляю.
— Сына.
— До сих пор были дочери?
— Две. — (И так далее).
Мастер на лаконизмы!
Был христианин из Оою, в Акита, Пантелеймон Суво, молодой образованный земледел (кончил гимназию и потом учился два года у Фукузава). Отец его помешался на чтении политико–экономических книг и административных вопросах; нелепейшие проекты строчил к министрам, даже и ко мне месяцев пять тому назад; кроме сей части, во всем здоров умственно, телесно же — точно «сумотори». Сын хотел было поместить его здесь в какой–либо госпиталь, но доктора отсоветовали, а велели лечить дома, так как помешательство очень слабое и невинное. Предпринято было путешествие из Оою отцем и сыном под предлогом посмотреть Парламент. К открытию Парламента они и поспешили и уже запаслись билетом на галерею слушать прения. Но Парламент третьего дня открыт, а вчера закрыт. Первым делом Нижней Палатой было выражение недоверия к Правительству, но лишь только оно было произнесено, как возвещен был императорский приказ распустить (Кай сансу [?]) парламент. Очень уж тревожит японских политиканов нынешнее занятие германцами порта в Китае, по поводу убийства двух немецких миссионеров, и собрание на зимовку в Порт–Артуре русских военных судов, и злятся они за это на своих администраторов, но сии–то чем же виноваты? Наговорили бы политиканы в Парламенте кучу вещей, которые еще больше скомпрометировали бы бессилие Японии помешать великим державам в их действиях здесь на востоке. Оттого благоразумно и закрыт Парламент; но жаль, что так скандалезно, — едва открыв рот.
15/27 декабря 1897. Понедельник.
Сегодня закончились экзамены в Семинарии, Катихизаторской школе и Женском училище; в первых двух экзамен по пению произведен без меня, в последней я был на Законе Божием: отвечали превосходно.
Во время экзаменов о. Петр Кано из Одавара прибыл и изъяснил следующее:
— Был я в Иокосука повидаться с братом, главным механиком, на одном военном судне; оттуда заехал сюда, чтобы сказать вот что: нынешние рождественские праздники я хочу провести не в Одавара, а в Касивакубо, с христианами Церквей в Идзу; для праздничного же богослужения в Одавара я попросил бы прислать туда другого священника; пусть бы у него пред праздником и исповедались те христиане, которые теперь не в ладу со мной и не хотят у меня исповедаться. Хорошо ли это?
Отлично вы придумали, — отвечал я, — так и поступите. Если вы сами разрешаете христианам вашей паствы поисповедаться у другого священника, то пусть так и будет; никто этому воспротивиться не может. Только сами и объявите христианам об этом. Соберите, по возможности, всех немирных ваших христиан и скажите им самую теплую и примирительную речь. Объявите, что вы нашли нужным служить в рождественские праздники, где еще никогда не служили в этот праздник, хотя там христиане тоже построили маленькую Церковь; но что вы не оставите их, христиан Одавара, без Божественной службы в столь великий праздник, а попросите у меня другого священника Одавара на эти дни; «пусть, кстати, христиане, не желающие у меня исповедаться, примирятся с Богом исповедию у сего священника; только пусть умирят свои души, чтобы совершилось таинство в пользу их душ, а не во вред им; простите меня, в чем я согрешил против вас; я же от всей души прощаю вас, в чем вы повинны предо мной, и, как ваш духовный отец, молю Бога только об одном, — о спасении душ ваших; так очистив души и примирившись с Господом чрез святые таинства, все вкупе радостно и торжественно встретите великий праздник богослужением» и так далее, — в таком роде держите речь им. Примите всякую предосторожность, чтобы христиане не подумали, что вы так действуете не по собственной инициативе, а по внушению извне. Вам нужно охранить достоинство священника — и для вас самих, и в интересах всей начинающейся Японской Церкви. Нехорошо будет, если христиане скажут между собою, — «вот, заявили мы, что не желаем исповедаться у своего священника, нам и дают другого»; легкомысленные христиане и в других Церквах могут повторить то же. — И прочее. И прочее.