После обеда, в три часа, сходили на кладбище, чтобы отслужить литию по нашим покойникам, которых там человек двадцать. — Есть несколько протестантских могил и одна католическая. Между первыми — могила миссионера Карпентера, умершего здесь в 1887 году; на ней значится, что он трудился двадцать три года для индийцев (аборигенов в Бирме) и один год для айнов и японцев. Жена его живет в Немуро и ждет времени лечь здесь рядом с мужем, — замечательный образчик верности мужу.
31 июля/12 августа 1898. Пятница. Немуро.
Вчера, возвращаясь с кладбища, мы зашли к Mrs Carpenter, но не застали ее дома. Сегодня она сделала нам ответный визит. Интересная старушка, преданная Богу и памяти своего мужа. Говорила, что Миссия их в Бирме, между горными аборигенами, началась с 1818 года и ныне у них между сими людьми сорок тысяч христиан — баптистов. Муж ее, служа там двадцать три года, так наконец ослабел от малярии и ревматизма, что никак не мог долее оставаться там, но вернувшись к себе, близ Бостона, в продолжение пяти лет восстановил настолько здоровье, что захотел непременно продолжить миссионерскую службу, по не в Бирме, где ему угрожала смерть, а наметили они местность жительства айнов, соответствующую по широте Бостону, и прибыли потрудиться между ними; по совету с Bishop’oM Bickersheth и Rev. Batcheleur’oM, трудящимися между айнами в Сораци и прочих местах на западной половине Эзо, они избрали восток, где айны в Сибецу, на Кунасиро и других местах, и поселились в Немуро, но муж и года не выдержал, — помер. Она оставила мысль обращать айнов, а научилась по–японски и обращает японок и японцев. Брат ее мужа прибыл сюда и построил ей дом, но три года назад, в большой здешний пожар дом со всем имуществом ее сгорел. Она, однако, не упала духом, а трудится здесь по–прежнему; только зимы проводит в Хакодате, так как здесь в холода негде жить. По ее словам, у Бачелёра ныне из айнов человек пятьсот христиан; в Сораци есть училище для них; перевел он на айнский язык половину Нового Завета и напечатал латинским шрифтом. Айны теперь быстро сливаются с японцами, не брезгующими брать айнок в жены, особенно на промыслах, где мало японок; и в два десятилетия больше чистых айнов, вероятно, уже не останется.
С трех часов был в Церкви симбокквай, на который для угощения вчера я дал три ены и о. Сергий две ены. По случаю дождя мы с о. Сергием на полчаса опоздали. Почти вся Церковь была в сборе — здешняя и из Тонден. Начали молитвой, — о. Игнатий в эпитрахили благословил; пропели большим хором довольно стройно. Потом о. Игнатий сказал проповедь о превосходстве христианства пред язычеством. Я рассказал историю Товита и Товии. О. Сергий говорил о воспитании веры. Засим следовало угощение. Среди его Филипп Эгуци встал и предложил свои воспоминания о времени, когда он был, двадцать лет тому назад, в Катихизаторской школе. Попросили меня рассказать о том времени, когда я прибыл в Японию, что я и сделал, рассказав потом об о. Павле Савабе, о. Иоанне Сакае. В семь часов симбокквай закончился, и мы вернулись в гостиницу. Казак Петр Танака проводил меня вместе с своею маленькою дочуркою, которую все просит принять в женскую школу и воспитать в благочестии на службу Церкви, взамен его, так как он сам некогда намеревался посвятить себя Богу в качестве катихизатора, для чего и воспитывался в епископальной школе в Токио полтора года; болезнь отца помешала ему кончить там курс; потом он обрел настоящую истину Христову в православии, что считает делом Промышления Божия о себе, почему еще больше горит желанием посвятить свое единственное дитя на служение Богу. Я обещал ему непременно принять ее в Женскую школу и способствовать исполнению его благочестивого желания.
1/13 августа 1898. Суббота.
Немуро. Сикотан.
В восемь часов утра вышли на пароходе «Кванкомару», Юусенквайся, из Немуро и в пять часов вечера были у острова Сикотан, в заливе, где поселение наших христиан–курильцев. Прежде всего бросается в глаза здание Церкви, небольшой, но имеющей вид настоящего церковного здания. По берегу видны были люди, бегущие к стоящей вдали от деревни шаланде. Заходящее солнце обливало мягким светом мирную картину деревеньки, видимо бедной. Долго мы ждали, пока подойдет шаланда, гребущими в которой оказались молодые женщины с несколькими мужчинами. На наши вопросы все назвали себя христианскими именами, весьма чисто произнесенными, но никто не мог говорить по–русски; знали некоторые только по несколько слов. Быстро свезли нас на берег, где мы прежде всего пошли в Церковь и нашли ее очень чистенькою; пол деревянный, без циновок, чисто вымытый; алтарик — на возвышении и задергивается занавеской; икон достаточно; священническое облачение есть; на престоле славянское Евангелие; все — присланное из Миссии. Потом, пока светло, пошли осмотреть дома христиан. Всех — двенадцать посетили; один был заперт на замок, за отсутствием жителей; еще две семьи живут совместно с другими. Дом Якова Сторожева, — староста между ними, находившегося в отсутствии, на рыбной ловле, — лучший, более других просторный, половина домов дощатые, другая половина из соломы и тростника. У всех очаги в передней комнате, кровати во второй; спальные принадлежности плохие и грязные. Дома вообще изобличают убогое бедное существование. За каждым домом — землянка для житья зимою, — шалаш, засыпанный землею, с отверстием вверху для выхода дыма и одним окном. У старухи Степаниды — вдовы, трудолюбивой и искусной огородницы, — по обе стороны дома отличный огород картофеля. На лугу, за домами, паслись десять коров. В домах везде мы нашли иконы, но закопченные. Нужно прислать им новые, на деках.
Когда стало темнеть, мы все собрались в Церковь. Виссарион стал звонить в небольшой колокол, привешенный над входом, и звонил, пока приготовлено было все к началу богослужения. Оказалось, что нужно дать молитвы трем родившим и миропомазать двух младенцев, крещеных самими христианами (третий помер). О. Игнатий, облачившись, это сделал. Потом архимандрит Сергий отслужил по–японски вечерню. Пели: о. Игнатий, Павлин — молодой человек, три–четыре девицы и много детей; пение было не совсем стройное, но и не хуже, чем в иных японских Церквах. Всей всенощной мы служить не могли, ибо нужно было к девяти часам поспеть на пароход. После вечерни я, в епитрахили и малом омофоре, сказал небольшое поучение и оделил все дома иконками — по две, певчих, да и всех желавших образками и также всех серебряными крестиками. На отсутствующих также даны были, а их оказалось семнадцать человек, отлучившихся на рыбные ловли. Кончивши все в Церкви, мы пошли в дом Якова Сторожева, где были два тюка с вышепрописанными подарками и передали их всех, сказав, разделить беспристрастно, что они и сделают, ибо живут весьма дружно, и всякий делится всем со всеми, точно первобытные христиане. Тут же мы с о. Сергием получили от многих подарки их изделия — разных форм коробки, сплетенные весьма крепко и искусно из соломы, дали им окончательное благословение и простились с ними. Всей толпой они проводили нас до шаланды, в весла которой сели по–прежнему девицы и молодые люди; первые в своих хороших платьях, в которых были в Церкви, не успев переменить их. С напевом — сначала альтами, потом дискантами — мелодично грустным и с видимым одушевлением и усердием они скоро доставили нас на пароход и здесь еще раз простились и приняли благословение. Грустно мы расстались с ними. Добрый отломок это знаменитой Церкви Иннокентия, славного нашего миссионера. Куда нашим христианам равняться с ними! С коих пор они разлучены с наставниками и со всем христианским миром и до сих пор какие превосходные христиане! Ни воровства между ними, ни лжи, ни обманов, ни вражды, а правда, честность, любовь, смирение и прочие христианские добродетели. Бедно и невзрачно одеты в доме и на своих делах, а в Церковь все идут чисто и в лучшие свои платья одетыми, и идут все до единого — и стар, и млад, так что в домах никого не остается во всей деревне. Быть может, им дозволят переселиться на прежние их места, на Парамушир; тогда, Бог даст, они сохранятся от вымирания; здесь же, если останутся, вероятно, не долго будет существовать деревня: уже больше половины, по переходе сюда, померло от недостатка той пищи, которую они имели на Парамушире.