Много вырезок из газет сегодня принесли, оповещающих, что я уезжаю на Коронацию Царя. Как же, без нас там не обойдутся! В одной газете, впрочем, была уже поправка, что это — неправда.
7/ 19 февраля 1896. Среда
1–й недели Великого Поста.
Кроме времени в Церкви, все прочее, с четырех часов утра, занято было приготовлением отчета.
После обеда были капитаны с наших судов «Всадника» и «Гайдамака».
Вечером Савва Хорие говорил о странной болезни Феодора Янсена; лежал ныне в университетском госпитале под смотрением лучших в Японии врачей, в том числе немца Бельца; болезнь еще не определена; ежедневно припадки до потери способности движения, но не сознания. Отец его — финляндец — много пил; мать — японка — умерла от чахотки; отец ее тоже пил; кому невинный юноша наш Феодор обязан страданиями, Бог Весть.
8/20 февраля 1896. Четверг
1–й недели Великого Поста.
Целый день снег и халепа. Неудобно ходить в Церковь: холодно и сыро. Оо. Роман Циба и Феодор Мидзуно исповедали учащихся.
Умер Мануил Кимура, циновщик, всегда работавший на Миссию, старый христианин, от горячки. Очень жаль; остались жена и малые дети от второй жены; от первой дочь тоже еще не пристроена. Послал 5 ен на погребение; дальше увидим, что можно сделать.
9/21 февраля 1896. Пяток
1–й недели Великого Поста.
Расстриженный Павел Ниицума в длиннейшем письме восхваляет своего деда, отца и самого себя — со стороны полученного им превосходного воспитания в такой добродетельной семье; потом просит указать ему, в каком направлении употребить его силы и способности: на непосредственное служение Церкви или на служение государству по администрации — с целью, однако, направлять административное служение на пользу Церкви. Отвечено, что так как по церковным правилам на непосредственное служение Церкви возвратиться не может, то пусть примет второе направление.
За преждеосвященной литургией вместо причастия сказал поучение готовящимся к приобщению завтра Святых Тайн; главная мысль: очистить дом души для принятия Царя Славы. Когда же Он пойдет, то принесет многие блага, между прочим — безопасность нам от нашего исконного врага — диавола.
После обеда был о. Фаддей Осозава; у бедного жена после родов больна; сам готовит для семьи пищу, дал ему 3 на лекарства жене.
Были из Хамамацу врач Моисей Оота и бывший там председателем городского собрания, последнее время служащий по делам Китайской войны, Кирилл Ацуми. Сей, кончивши свои китайские дела, думает потом поступить в Катихизаторскую школу и сделаться проповедником; лет ему сорок семь; человек с характером не очень надежным для предполагаемого служения; был когда–то воином, отличался буйством, по его собственным словам, и ныне еще жив, боек, любит оригинальничать; впрочем, допустить в школу можно; в течение двух лет обнаружится, способен ли к церковной службе. Моисей Оота просил учредить проповедь в Какецка, недалеко от Хамамацу; там же начал проповедь Петр Хиромици, и есть уже плод ее: один очень дурной человек, услышав ее, совсем переродился. Сначала он стал смеяться над Хиромици, этот спросил: «Знаете ли вы, над чем смеетесь?» — то есть христианское учение.
— Нет, — ответил он.
— В таком случае я попросил бы вас наперед познакомиться с христианским учением и тогда уже, если найдете его смешным, смеяться, — спокойно заметил катизихатор Хиромици.
Тот стал слушать учение, сразу же был поражен, уверовал, совсем переменил поведение и как будто переродился: сделался кротким, спокойным, резонным; прежде ежедневно бил жену, ныне обращается с нею как с сестрою, советуется с нею, ласков, любовен, вследствие чего и жена стала верующею. — Я сказал Моисею, что сегодня утром, вследствие письма Петра Хиромици, послан запрос к о. Матфею Кагета, «желает ли он, чтобы в Какецка нанят был дом для проповеди, а также даны дорожные Хиромици для посещения Какецка из Хамамацу четыре раза в месяц, как предполагает он, Хиромици, на что все требуется в месяц 3 ены?» О. Матфей, вероятно, не имеет ничего против, и тогда проповедь в Какецка будет урегулирована.
Моисей Оота рассказал потом, как он сам обратился в христианство. Истинно, глаз Божий не дремлет над людьми; всех Он назидает, и всем Господь посылает спасение, кто только способен восприять его! Пути Божии различны, применительно к различию людей. Моисей обратился так. Случалось ему в Тоёхаси лечить катихизатора Павла Кагета; знал он, что это проповедник христианства, но и в мысли не было у него слушать учение. Жена его, ныне Лидия, как–то послушала Кагета, понравилось ей, стала слушать больше и уверовала, крестилась; Моисей безучастно относился к этому; запала только в него мысль, что «без Бога не обойтись, и что Бог этот только Один, Тот, Кто сотворил мир, — стало быть, никак не японский, а христианский».
Однажды посетил его земляк его из Нагано, ныне Иоанн Коеда; три раза послушал он Кагета, учения почти еще нисколько не уразумел, но тем не менее уверовал сердцем, что это истинное учение, и возгорелся желанием креститься. Моисей заметил ему: «Если ты, не зная учения, примешь крещение, то почему же не креститься и мне, хотя я еще меньше тебя знаю». Коеда решился немедленно привести свое желание в исполнение, почему с письмом от Кагета отправился в Нагоя к о. Петру Сасагава, тогда служившему там; не застал его, поехал вслед за ним в Накасу, не застав и там, погнался в Ханда; застав здесь о. Петра, объезжавшего тогда свой приход, вручил ему письмо Павла Кагета, который откровенно писал, что «направляется к нему, о. Петру, человек еще не знающий христианского учения, но жаждущий крещения, — представляю–де его вашему усмотрению». Прочитавши, о. Петр целый час так и оставался с развернутым письмом в руках в раздумье, между тем, как Коеда лежал у ног его, ожидая решения. Наконец, о. Петр вымолвил, что преподаст ему крещение и назначил 17–е число, в Нагоя, куда имел к этому времени возвратиться. Обрадованный Коеда, согласно заранее заключенному условию, телеграммой известил своего друга Оота, чтобы он к 16–му числу поспешил в Нагоя креститься, будучи уверен, что о. Петр не откажет и Оота, как не отказал ему. Моисей получил телеграмму вечером; дождь лил, как из ведра; железной дороги тогда еще не было, нужно было ехать на дзинрикися, тем не менее, нисколько не задумываясь, он вместе с Лидией и сыном, тогда еще не крещенным, ныне Алексеем, в десять часов вечера отправился; под непрерывным дождем ехали они напролет всю ночь и утром были в доме о. Петра, накануне вернувшегося в Нагоя; ни нитки сухой не было ни на ком из них. А тут еще узнал Оота, что крещение назначено не сегодня, а завтра, 17–го числа. Нашедши своего друга Коеда, Моисей поспешил укорить его, что ложным известием заставил их без нужды ночь быть в дороге и «креститься дождем». Но Коеда спокойно ответил:
— Ты человек занятый — как не дать тебе несколько времени на просрочку? А тут дело слишком серьезное, опоздать к нему не приходится.
Просьбою Оота преподать ему и сыну крещение о. Петр тоже был поставлен в затруднение, но на основании прецедента с Коеда решился исполнить.
Так они были крещены, Коеда и Оота. И последствия показали, что именно благодать Божия звала их. Знание свое они восполнили потом, и ныне оба — одни из лучших, наиболее благочестивых наших христиан. Особенно Моисей Оота; будучи одним из наиболее передовых и интеллигентных врачей в Японии, он в то же время весьма благочестивый христианин; едва ли кто из христиан знает вероучение лучше его; все книги, издаваемые Миссией, он тотчас же выписывает и читает; таково и все семейство его. И ныне он в Токио — как врач — для некоторых практических занятий у Китасато, знаменитого бактериолога, как христианин — для хлопот по делам Церкви; между прочим, сегодня же приобрел здесь, в Миссии (за деньги) кусок парчи для украшения престола в своей Церкви.
10/22 февраля 1896. Суббота
1–й недели Великого Поста.