21 мая 1880. Среда. В Москве
Утром головная боль, должно быть, от цветов, которые присылают каждый день от князя Мещерского и которых стоит несколько стаканов и банок; вчера тоже прислали; видно, что князю, или, по крайней мере, прислуге наказано это от уехавших княгини и детей. — Погода прекрасная. Вышел в беседку записать дневник, и головная боль прошла. — К девяти часам нужно ехать в Успенский Собор на крестный ход к Владимирской Церкви, по случаю праздника Владимирской Божией Матери.
В одиннадцатом часу вечера.Перед тем как отправиться, Преосвященный Алексей снабдил наставлениями, что делать в крестном ходу. В Успенском, на кафедре, начать молебен (собственно весь крестный ход состоит из молебна), окадить Корсунскую Божью Матерь, сопровождаемую стеклянными крестами, крест, Евангелие и все иконы — московских Святителей, ризы Господни и другие, потом с каждением — пропустить мимо себя на кафедре все святыни, отдать кадило, взять посох и идти позади, благословляя на обе стороны народ. — До Чудова шли уж слишком скоро; видно, что с архиереем вовсе не соображались, не то бы было, если бы Митрополит; потом длинная процессия металлических хоругвей. — Остановка и приложение к кресту и иконе у Вознесенского монастыря (девичьего, в Кремле), — и благословение монахинь; то же против Церкви Василия Блаженного — остановка и приложение к кресту и иконе; между тем процессия бежит впереди (дал бы выговор). Пред Лобным местом длинный ряд по обе стороны священников и все хоругви. Продолжение молебна, чтение Евангелия на Лобном месте и осенение народа на все четыре стороны, начиная с Кремля, крестом с каменного возвышения на Лобном. — Опять шествие и остановка и приложение к кресту и иконе и благословение священнослужащих против всех Церквей по Никольской; благословение народу на обе стороны беспрерывное и стоящим в верхних этажах. У Церкви Владимирской Божией Матери, в конце Никольской улицы, Преосвященный Алексей встретил процессию. Понесли крест и икону, к которым я приложился и сотворил приветствие Преосвященному Алексею. — Обедня, отслуженная Преосвященным Алексеем. — На обеде в Заиконоспасском монастыре. — Благословенье учеников Заиконоспасского училища; телята у стены Китайской — снаружи, — безжалостно связанные. — Медленно тянувшийся обед, при плохом разговоре с претензиею занимать, — протоиереев Романовского, Богословского; скучновато было. После обеда я осмотрел с Александром Алексеевичем Невским, смотрителем Заиконоспасского училища, — сущее на месте, где когда–то была основанная Ли–худами Заиконоспасская академия; а потом Семинария, ректором которой был и Исидор, Санкт–Петербургский Митрополит ныне, а учился в котором и Филарет Московский. Ребятишки плоховато одеты и не по форме, а кто в чем может, — даже, кажется, вольнее, чем было в наше время (и в рубашке, и в пальто, и в пиджаках); в классах — грубо, но воздуху довольно; в спальнях — чистенько; гимнастика плохая — у нас в Японии лучше и лучше делают. Впрочем, ученики смотрят не забитыми. По географии — один срезался, другой — поправил. Дал им пять рублей на конфеты. Приятно было видеть наших мальчуганов, духовных. Обстановка, если бедненька, то и содержание–то — 35 рублей в год — за пищу и жилище, то есть на полуказенном (по–нашему— древнему)! Ведь дешевле немыслимо! Да и трудно поверить! — В Думу на экзамен. Раздосадовал хозяин. Много вежливости уж тоже — приторно и мучительно. Это — печатный конфуцианист по вежливости! Не по нутру нашему брату — простому русскому человеку! Господь с ними, со всеми этими вежливостями! Может, он и святой человек — Преосвященный Алексей. — Недаром по целым часам люди (девица сегодня у лестницы) ждут его благословения. Но с Преосвященным попроще, например с Амбросием, было бы куда лучше ездить на экзамены. — Мука всегда с его смирением! Я не стал бы так мучить его в Японии, а делал бы проще, — шел бы впереди сам везде, где видел бы, что гостю тягостно — от незнания, что и как делать! — О, Конфуций! Ты меня и в России не перестаешь досадовать! — В Думу приводят на экзамен из разных городских училищ. — Экзамен у разных столов, — в обеих залах; публика — бородатая за барьером и у столов… Попечитель — князь Мещерский, любезно показывающий залу думских заседаний с портретом Ю. Ф. [Юрия Федоровича] Самарина и других. — Но дом Думы нанимается у графа А. Д. [Александра Дмитриевича] Шереметева! Москва не имеет до сих пор своего дома для Думы! Чудовищно! — Домой. — Купец какой–то крест принес; чай — и счет деньгам — в беседке; о. протоиерей Капустин, принесший двести рублей. — К В. Д. [Василию Дмитриевичу] Аксенову, — и не застал дома.
22 мая 1880. Четверг. В Москве
Боже, скоро ль в Японию! Надоела Россия, то есть надоело безделье, как горькая редька! Кажется, скоро одурею!
В двенадцатом часу ночи. Утром поехал, как обещался, в восемь часов, к художнику Павлу Семеновичу Сорокину. Видел в мастерской много хороших вещей его и брата — Евграфа, приготовленных для храма Спасителя. Евграф рассказывал, как сделался живописцем, — из Ярославля, — чрез картину свою сделался пансионером Императора Николая в Академии Художеств. — Звал я Павла учителем иконописи в Японию. Колеблется. Показывал потом Павел остатки только что кончившейся выставки картин. — Поехал потом к иконописцу Рогожину смотреть иконы для Грузинской Божией Матери по рекомендации Федора Никитича Самойлова. Иконы в строго греческом стиле, то есть почти все — безобразие. Нет уж, для Японии лучше Пешехонова. — В Покровский монастырь. О. Иоиля не застал, — хотел его понудить к спору. Зашел к старому знакомому о. Митрофану. Выпили с ним рябиновой; ходили потом осматривать миссионерский дом, где я и помещался десять лет назад; комнаты, бывшие мои, заперты от безлюдья. Осматривали кладбище; много богатых хоронятся. Приехавши домой, застал о. протоиерея Приклонского с греческим Новым Заветом и Японскими Евангелиями. Последние — плохого перевода хираганой — и потому отказался взять как ненужные, а он чрез полчаса привез китайские. — Князь Александр Николаевич Мещерский с гувернером; поклон от княжны Александры Николаевны. Граф Сергий Владимирович Орлов–Давыдов — радостный, что женится скоро на Арсеньевой, дочери Натальи Юрьевны и сестре семинариста. Кое–кто с пожертвованиями вещей; между прочим, подрясник от игуменьи Никитского монастыря — уже сшитый. — После обеда в беседке, часу в седьмом — Иван Дмитриевич Лебедев, директор 1–й Московской гимназии, пришедший благодарить за экзамен. От него услышал, что Государыня Мария Александровна померла сегодня утром в девять часов; он только что прочел телеграмму наверху у Преосвященного Алексея. Говорил о Гимназии, о Якове Дмитриевиче Тихае, служившем у него, и его пении. — Поехал к В. Д. [Василию Дмитриевичу] Аксенову сдать на хранение собранные деньги. Всего до сих пор в Москве собрано тысяч около 49; сегодня я сдал тысяч восемь с лишком. — У Преосвященного Амбросия, к которому заезжал собственно спросить о П. С. [Петре Семеновиче] Сорокине, застал Обер–полицмейстера Козлова — о завтрашней панихиде, — где служить — в Чудове или в Архангельском Соборе? Нетерпение Козлова. — Преосвященный Амбросий говорит, что Павел Сорокин решительно не умеет преподавать, хотя сам иконописец хороший и человек религиозный. Вернувшись, хотел сказать Преосвященному Алексею, что завтра он назначен на панихиду в Чудов, после обедни, но он спал уже.
23 мая 1880. Пятница. В Москве
Утром о. Гавриил Сретенский, принесший 18 рублей, — это и есть сегодня за целый день! Значит, истощились сборы! Потом игуменья Рождественского монастыря, мать Серафима, привезшая малое архиерейское облачение. — Граф Евфим Васильевич Путятин и Ольга Евфи–мовна. Обрадовался им очень. Они проездом в имение Глебово в Подольской губернии. — На панихиду по Императрице в Чудов монастырь. Преосвященный Амбросий служил обедню. Митрополит приехал в средине службы. После обедни вышли служить панихиду: Митрополит и три викария, 16 митр и камилавок — вплоть до алтаря. В Церкви были: генерал–губернатор — князь Долгоруков, стоявший по левую руку, несколько впереди всех, и — все московские высшие власти — в мундирах. — После службы — к Преосвященному Филофею Киевскому, сегодня приехавшему из Петербурга, на пути в Киев. Там же были Высокопреосвященный Макарий, — пришли — сенатор Федор Петрович Корнилов и Гротт — академик, — депутаты по Пушкинскому памятнику, открытие которого, значит, откладывается по Высочайшему приказу. — Дома — целый день скука. Обед в сообществе о. Ивана — родного Преосвященного Алексия. — В восемь часов — к графу Путятину, остановившемуся в доме графа Орлова–Давыдова на Страстном бульваре. Целый день до одиннадцати часов провел там. Разговор — о Грузине и проекте Миссионерской академии Митрополита Филарета, о Пашкове и письме Преосвященного Феофана. — «попы в черной и белой шляпе».