20 июня 1880. Пятница. В Сызрани
Утром с братом и Любой ходили гулять на берег реки, видели трепещущихся стерлядей, вынимаемых из садка. — К завтраку собрались гости: полицмейстер, игуменья, протоиерей, жена директора и Петр Афонасьевич Прозоров — соборный священник, родственник Марии Петровны. После завтрака сходили с племянницами в книжный магазин купить им басни Крылова, «Родину» и прочие книжки, какие нашлись здесь годные. — В пять часов из монастыря отправились в Никольскую Церковь встречать икону Феодоровской Божией Матери. Трогателен обычай этот — ходить по городу с иконой каждый год, на что дается городу две недели! По принесении иконы в монастырь брат в облачении встретил ее среди монастыря, а навстречу в Никольскую церковь высланы были хоругви и священник с диаконом, из Никольской же церкви провожали ее с своими хоругвями, иконами и причтом. — Всенощная шла в монастыре три с половиной часа; после нее чудотворная икона взята была Василием в его дом, несли ее туда Марья Петровна и Маша; отслужили молебен, приложились и проводили в дом другого священника, потом — диакона, а затем в монастырь, где целую ночь святую икону носили по келиям и пели молебен, так как назавтра днем она должна была отправиться по соседним домам, а вечером — в следующую Церковь.
21 июня 1880. Суббота.
В Сызрани и на пути из него в Рязань
Утром — в обедне в монастыре, после которой был молебен Божией Матери. Мать игуменья позвала к себе на чай и пирог. В двенадцать часов отправились на завтрак к о. Петру Афонасьичу, который всячески хотел изгладить впечатление от того, что я во вторник застал его с очень красными глазами и носом. На возвратном пути зашли в лавки, где я купил по иконе в благословенье племянницам. Купили еще лото — играть им. Вернувшись, смотрели, как святую икону Феодоровской Божией Матери торжественно провожали из монастыря в Покровскую Церковь. Умилительное зрелище и умилителен дух благочестия, живущий в русском народе! Где, в каком государстве можно видеть, что народ вот два дня молится и воспевает хвалу Богу! Я объяснил Марье Петровне, обиженной моим скорым отъездом, что вот этот–то дух благочестия толкает и меня к делу, не позволяет долго засиживаться для своего личного удовольствия, как ни хотелось бы этого. Сходил в баню, играл с племянницами в лото, закусывал. Когда Василий вернулся от всенощной, то вместе с подъехавшим полицмейстером, в начале десятого часа вечера, они все проводили меня на станцию железной дороги, где неуместное участие очень уж любезного и исполнительного полицмейстера заставило меня взять до Рязани билет первого класса, стоющий двадцать шесть рублей девяносто копеек. Грустно–грустно было расстаться с добрым братом, его женой и милыми их детьми — бледнолицей Машей и вострушкой Любой — семейством, где во всем свете я и могу быть хоть несколько дома, — опять лет на десять, если не навсегда! Храни вас Бог, милые мои! И грусть, и скука одиночества в моем роскошном купе, и ночное время заставили меня скоро погрузиться в сон.
22 июня 1880. Воскресенье.
На пути из Сызрани в Рязань
Что за богатые, плодоносные места, которыми я проезжал сегодня! Все чернозем, и везде поле — бесконечное море полей! Изредка сосновый или березовый лес разнообразят ландшафт, заставляя еще более удивляться и радоваться богатству растительности. — В Моршанске и Ряжске была перемена вагонов. — Пенза — город, раскинувшийся на полугоре влево от дороги… Соседи по вагону не мешали ни думать, ни грустить, ни смотреть по сторонам, за исключением двоих, севших за несколько станций до Ряжска, узнавших меня по Москве, — и пошло — «а что, в Японии грамотность?», «а многие ль знают по–русски» и так далее, — противно! Оттого–то везде и стараешься не сказываться — кто и откуда. — В Рязань прибыл в один час ночи, что очень неудобно, нужно было стараться не проспать. Извозчик привез в гостиницу Морозова, где за один рубль с четвертью очень чистенький номер. Остановился я здесь, чтобы повидаться с Катериной Дмитриевной Пеликан, приехавшей недавно из Японии; если она в городе, то завтра повидаюсь, и вечером — дальше.
23 июня 1880. Понедельник. В Рязани
Утром, напившись чаю, записал дневник и отправился отыскивать Дмитрия Петровича Победоносцева, отца Катерины Дмитриевны.
(Пишу в Ржеве, утром в среду 25–го числа). Встретил Дмитрия Петровича на тротуаре, когда ехал к нему, спросивши адрес в Почтамте. Он повел к сыну, Николаю Дмитриевичу Победоносцеву, живущему у тестя и несколько больному в то время глазами. Видел его тестя — севастопольца–генерала, тещу и семейство. Условившись с Дмитрием Петровичем через <…> отправиться с ним в Пущино, в восьми верстах от города, имение, принадлежащее старшей сестре Катерины Дмитриевны, Ольги, где в настоящее время и Катерина Дмитриевна, я отправился осматривать город. Видел Собор — превосходное в архитектурном отношении здание, с верандой кругом, с пятью куполами; около Собора соединенный с ним каменною открытою галереею находится архиерейский дом, в древности княжеский дворец, так и сохраняющийся в древнем своем виде. Строил его рязанский князь Олег. Поехавши отсюда смотреть Семинарию, на дороге встретился с Дмитрием Петровичем Победоносцевым, который и искал меня с намерением свезти в Семинарию. Там был праздник, и в семинарской Церкви только что отошел молебен. Победоносцев познакомил с о. ректором, протоиереем; зашли в Семинарию, где певчие пропели концерт. Я поблагодарил Семинарию за о. Иоанна Демкина. Семинария — древнее здание с чугунными плитами вместо полов. Странно выглядела великолепная чистенькая икона — плод усердия семинаристов к Царю — среди пыльной старой залы: не гармонирует свежее чувство снизу и пыльное невнимание сверху. Заехавши с Дмитрием Петровичем к нему, отправились потом с ним в Пущино. Болтливый старик–ямщик мешал разговаривать всю <…>. Пущино — именьице в красивом четвероугольнике из зелени, заключающее небольшой помещичий домик с двумя трубами и виднеющеюся прямо за домом аллеею огромных лип. Катерина Дмитриевна встретила меня очень весело и радушно, сестра ее (старшая, Ольга Дмитриевна) — так же; дети гуляли в саду. Отправились туда; Саша узнал — и все вместе ходили по аллеям из акаций, смотрели, как в пруду ловили карасей, потом позавтракали земляникой со сливками, чаем и сардинками и отправились смотреть Церковь напротив дома, чрез овраг, очень ветхую и бедную, где в виде замечательностей показали Евангелие, печатанное при Феодоре Алексеевиче, Царские врата, на которых вместо четырех Евангелистов поставлены иконы Святого Иоанна Златоуста и Святого Василия Великого, и Царские врата с резными рельефами фигур. — Пошли потом гулять в парк, за оврагом — Маслова, весьма запущенный, но, тем не менее, красивый, с домом совершенно скрытым в зелени, цветником, тремя прудами, один выше другого. Погода была прекраснейшая, воздух чудный, и стали обедать, между прочим, отличнейшей ухой из только что пойманных карасей и карасями в сметане. После обеда все, за исключением Повалишина, отправились в гости к родным куда–то недалеко по железной дороге. Я, погулявши с хозяином по саду, отправился в Рязань, пока светло, чтобы полюбоваться окрестностями. Проезжали по деревне очень бедной, мимо винокуренного завода; ямщик, разыгравший благочестивого, не упустил случая содрать с меня при расчете. — Не зажигая свечи, лег отдохнуть, велев разбудить себя ночью, чтобы попасть на чугунку. [49]