Выбрать главу

24 июня 1880. Вторник.

От Рязани до Ржева

В первом часу ночи отправившись из Рязани, в первом же часу ночи прибыл в Ржев, стало быть, ровно в сутки. В восемь часов утра были в Москве. Не останавливаясь, я прошел на Николаевский вокзал и в девять часов с пассажирским поездом отправился из Москвы; в пятом часу были на Осташковской станции, оттуда я свернул чрез Торжок и Старицу в Ржев. Шли медленно, останавливались долго, соскучился ужасно. Из Москвы — узнавший некто Бороздин надоел вечными вопросами об Японии и болтовней обо всем и ни о чем. В Ржеве со станции за сорок копеек привезли в гостиницу Некрасова, довольно чистую, где и заснул скоро, несмотря на жару.

25 июня 1880. Среда.

Во Ржеве и из Ржева домой

Утро превосходное. Напившись чаю, когда встала прислуга, отправился по совету слуги на ту сторону Волги искать для найма ямщика Вящунова. Нашел его в доме Морозова, где, бывало, останавливался и я; подрядил до Березы за десять рублей — на паре. Возвращаясь, любовался на Волгу, видел батюшку в рясе: тип сельских батюшек, должно быть, — такой полинялый, загорелый, жалкий! И все же, однако, батюшка и почтенный благодаря рясе и длинным волосам. А сними рясу и остриги волосы — право же, не задумался бы дать милостыню или подумать весьма дурно. И вот для чего, между прочим, нужна ряса и нужны длинные волосы! В лавках купил гостинцев: в одной ситцев и платков на двадцать три рубля, в другой шерстяных материй на платья на тридцать четыре рубля, в третьей — конфект, чаю и сахару на девятнадцать рублей — всего на семьдесят шесть рублей, в четвертой еще серег, поясков. Когда был в лавках, беспрерывно входили нищие, и какие все древние старцы, какие притом живописные (вот с кого бы нарисовать нашим охотникам до итальянских типов)! Видно, что бедность одолевает народ. В лавке, где покупал конфекты, для баб двух, пришедших купить полфунта баранков и задержанных из–за меня, купил два фунта баранок за восемнадцать копеек для ребятишек их гостинца, и как же они рады были, как благодарили! Вернувшись из лавок в одиннадцать часов, уже нашел у гостиницы ямщика — старика Сергея — с парою лошадей и небольшим тарантасом. Как не хотелось есть, так как и вчера не ел почти ничего, ибо в вокзалах постного нельзя найти, в гостинице опять ничего не могли дать для завтрака, кроме куска соленой белуги. В двенадцать часов отправился на трясучем тарантасе из Ржева. Сначала был сильный жар и ветер, что делало дорогу несносно пыльною; потом сделалась гроза и пошел дождь, заставлявший пас два раза стоять в деревнях под поветью. В последний из этих разов в деревне, принадлежавшей некоему Седловину, в двадцати шести верстах от Ржева, и я в избе спросил обедать, и не могли дать ничего, кроме хлеба, квасу и соли, каковыми продуктами я и воспользовался. А что за бедная и некрасивая жизнь в деревнях! Хоть бы в этой избе, что я заходил, — идти по навозу, в сенях гнилушки вместо полу, изба низкая, жара невыносимая! А старик — умный и живописный, сноха его — баба хоть куда, и в голову им не придет улучшить жизнь! Лень и невежество! — Часа в три остановились в постоялом дворе Баранова покормить лошадей. Хозяин спал и, когда я разбудил его, принял не весьма любезно и попросил занять комнату маленькую, каковая просьба показывает не совсем высокую степень уважения к духовным лицам. — Обедать дали — пустые щи, крупник со снетками — соленый и невкусный, и гречневую кашу, квас недурной, рюмку водки, с трудом найденную, после еще стакан чаю с сахаром в прикуску. Комнаты очень чисты, хоть мух и комаров множество. Теперь пятый час вечера в исходе; ямщик закладывает лошадей — писанье на постоялине прекращается до благоприятного времени. — Солнце опять выглянуло, пыль прибило, ехать будет хорошо, хотя — ох какой труд после чугунок и пароходов ехать в тарантасе по проселкам!

(Пишется уже в Петербурге, 2 июля 1880).Тогда — опять дождь; приостановка по поветями не удавалась по причине канав. Вещун по дороге сдает меня без всякого спроса у меня другому ямщику за три рубля до Березы. — Ночлег на постоялом, где дети хозяина в школе получили свидетельства, дающие привилегии по воинской повинности. Сон на столе среди избы довольно покоен.

26 июня 1880. Четверг.

Из Ржева домой и дома

Рано утром ямщик, которому я сдан был, приехал, и я, напившись чаю из грязного чайника и стакана, отправился с ним. В седьмом часу были в Татеве, и здесь у усадьбы Рачинского, против сада, коренная лошадь с каким–то визгом разом повалилась и испустила пар. Отчаяние ямщика и помощь случившихся поблизости мужиков. Я поневоле увиделся с С. А. [Сергеем Александровичем] Рачинским. хотя намеревался заехать к нему на обратном пути. — В его тарантасе отправился домой. — Вид Березы — зеленая крыша Церкви, красная крыша — очевидно, кабатчика, — под селом… Дома застал племянника Александра и жену его Марью Петровну. Отправился тотчас же на реку Березу смыть грязь дороги. — На обратном пути встретился с о. Василием Руженцевым в рясе. — После — свидание с сестрой; в Церковь, где о. Василий пел «Исполла»; визит о. Василию, Марфе Григорьевне — просвирне (которой дочь Саша живет гражданским браком с соседом женатым), Лариону Николаевичу и прочим; между прочим, кабатчику с красной крышей — перекресту, эксплоатируюшему Березу, и отказ сделать визит соседним мешанкам–содержанкам… Белиберда в душе, белиберда в людях кругом; одна природа искупала тоску и утешала злость, но люди мешали.

27 июня 1880. Пятница.

В Березе и на дороге в Пустоподлесье

Утром, отслуживши панихиду по отце и угостивши водкой причт, отправился в Пустоподлесье. (Прибежище в чувстве ужаса от обязательства быть дома до понедельника, так как С. А. [Сергею Александровичу] Рачинскому обещался быть у него в понедельник). — Саша на паре лошадей с колокольчиком повез. — Дорога невообразимо дурная, особенно по лесу. Заехали на Вязовку, чтобы видеть Аксинью Николаевну, — видели; понравилась ее дочь, девочка, которой если бы дать образование, была бы редкой женщиной. — Огород, бред?, лыки — все в исправности. Муж был в лыках. — Чрез Поникли — в ночь — до Пустоподлесья, куда приехали ночью и не застали тетки Анны Петровны Савинской, сущей у старшей дочери, Анны, ныне. Невестка, вдова Василия, приняла; Арсений, промычавши, успокоился. — Лег на лавке, чтобы заснуть.

28 июня 1880. Суббота.

В Пустоподлесье и в Березе

Рано осмотрел село, побыл на колокольне, где понял, что село — именно Пустоподлесье; в двух Церквах — холодной и теплой — виделся с о. Жемчужниковым; видимо, с похмелья; обещался не обижать тетки и сваливал на дьякона; чрез минуту виделся с дьяконом, который сваливал на священника. — Но огород тетке, кажется, дадут. — Сын Анны Петровны — Александр, исключенный из училища, производит безотрадное впечатление. — Другой сын — идиот Арсений, радостно гукал и усердно налил воду, а при отъезде выразил желание поцеловаться. — Дорога обратно такая же трудная. Покормили лошадей в Пониклях. — Обед — хлеб с квасом. Поповны предложили бутылку браги. Домой вернулись далеко засветло. — Купался, ел раков, пойманных племянником Иваном, гулял по полю и пепелищу поля. Переливы цветов по полям чудные.

29 июня 1880. Воскресенье.

Праздник Святых Апостолов Петра и Павла.

В Березе

Утро прелестнейшее. Утреню был в Церкви. Служба истовая. Пел по–прежнему на клиросе. — После утрени ходил купаться, где, между прочим, раздавил очки, служившие десять лет; вид Березы чудный — зеркальная поверхность реки… В обедне пели ученики плохо. После обедни понравились группы празднично разодетых крестьян и крестьянок. — Сын о. Василия, только что приехавший на каникулы, зазвал пить чай, где виделся с Василием Георгиевичем Вастеховским. После чаю — к нам на поминки. Панихида и обед сытный, но без вилок, ножей и тарелок. Я сидел голодный. — После — купаться, — в поле на жаре заснул; вечером с о. Василием на Гайдуново к Анне Викторовне и Леонтию Иларионовичу Скрыдловым, согласно просьбе первой. Там мать героя Скрыдлова со вскруженной головой и порядочное общество. Поболтали и чаю напились. Брат Анны Викторовны несносный болтун. — Прогулка на Бутрилово — в дом Матвея Ивановича, сына Березк., и Пшени. Дома поменялись ролями. Вечером — поговорил с своими и дал им малость на нужды. Поражает бескорыстие родных, везде только: «Не нужно. Вам самим нужно».